На краю земли советской
Шрифт:
Николай Шалагин возмутился: почему Мацкевич сразу не объяснил, в чем дело?
— Людей не хотел пугать, — спокойно ответил Мацкевич. — От взрыва никто не пострадал. А скажи я правду, все бы всполошились. Вышла бы заминка. Глядишь, и взорвались бы фугасные снаряды, еще не вынесенные из огня...
На этот раз противник израсходовал на нас 120 снарядов. Убитых и раненых нет. В строю осталось только одно орудие. Второе в сохранности, но держится лишь на установочных болтах — сгорело основание. Сразу же после артналета батарейцы раздобыли брусья
А тут еще пришло страшное известие: наши войска оставили Киев. Киев — это значит вся Украина до самого Днепра. У меня было такое состояние будто обрушилось все, все погибло — и мать, и отец, и друзья детства, все оборвалось. Надя давно не пишет. Очевидно, все между нами кончено. Где отец, неведомо. Мать собрала возле себя всех дочерей и жен моих братьев, всех своих внуков, а их много. Каково ей там, да и выжили ли они в том устрашающем урагане, который прошел по Украине? Моя мать, Василиса Денисовна, колхозная активистка, она и колхоз в Стайках строила (из первых его организаторов), и с кулачьем воевала. Вся наша семья воевала с кулачьем. Теперь мы, мужчины, на фронте. Петя наверняка летает. Средний брат Иван, семья которого тоже в Стайках, служит на Днепровской военной флотилии. На фронте сестрин муж, сестра с дочкой у мамы. Туда же уехала, как в безопасное место, и жена Максима с тремя детьми. Немцы, конечно, станут мстить нашей, семье, я уже наслышан о фашистских зверствах, а ведь мы на полуостровах знаем лишь толику происходящего, газеты приходят нерегулярно. Может, и отец, и все наши женщины — в партизанах. Я живу этой надеждой и дорожу теперь каждой строчкой о партизанах Украины.
И не только я. Мрачнеют, становятся злее, угрюмее с каждым днем те, у кого семьи остались на захваченной оккупантами земле. Нам стыдно и больно бездействовать. Только и разговору сейчас о передовой. И верно, взять бы в руки винтовки — и на Муста-Тунтури! Но это лишь разговоры, облегчающие тяжелое настроение. Война предстоит долгая и очень трудная. Крепче нервы, больше выдержки — в этом единственное спасение. Мы будем воевать именно здесь, у входа в залив.
Пришла наконец радостная весть из Полярного. Нам приказано выбрать для батареи новую огневую позицию и, кроме того, доложить, сколько и каких нужно запасных частей, чтобы ввести в строй все орудия.
Космачев от радости подскочил, как мяч. Будет батарея! Построим ее по своему вкусу, построим по-боевому, учтем горький опыт первых месяцев войны.
— Быстро, лейтенант, на огневую! Одна нога здесь, другая там. Уточните степень повреждений — и мигом сюда с ответом!
— Есть! — Я тоже счастлив и мчусь на позицию, как мальчишка.
Огневики ужинают, приглашают к столу. Но мне нужен командир взвода, и немедленно. Роднянский, оказывается, пошел к озеру. Приказываю быстро его позвать.
— Пойдем на передовую? — гадают краснофлотцы, видя мое возбужденное состояние.
— Мы и здесь на передовой!
— Много здесь навоюешь... Разве только с ложной батареи...
Я не стерпел и, не дождавшись прихода Роднянского, выпалил: будем строить батарею. Сейчас выберем для нее новое место.
Пришел мой друг, весь обвешанный оружием. С первых дней войны он носит и пистолет, и нож, и две
— Ну, Зяма, не зря ты приказал засыпать землей орудийный дворик! Откапывать не придется.
— Шутишь! — Роднянский побледнел, сорвал пилотку с копны рыжих курчавых волос, вытер вспотевший лоб.
Я успокоил его и объяснил, в чем дело: не ликвидируем батарею, а создаем новую. Только надо сначала пройти по старым орудийным позициям и точно записать, в чем нуждаемся.
Может, и не надо было для этого идти на орудия — мы все помнили наизусть. Тем более, что Роднянский предупредил: стоит только сунуться к огневым позициям, как противник тут же откроет огонь. Но сегодня нам наплевать на противника: надо все осмотреть и ощупать своими руками.
Мы, конечно, старались пройти незамеченными, но артобстрел начался немедленно. Следят за каждым движением. Разбогатели, мерзавцы, упиваются успехами и молотят целый день. Ничего, скоро и на нашей улице будет праздник...
Закончив работу, мы уходим с орудийных позиций распрямившись, в рост. Словно сигнализируем противнику: хватит бессмысленно бросать снаряды. И действительно, вражеские артиллеристы переносят огонь вперед, в направлении нашего пути. Они провожают нас до лесочка.
Спрашиваю Роднянского, где бы он хотел заполучить новую огневую позицию — удобную, надежную и безопасную. Он, не раздумывая, показывает на покрытую кустарником возвышенность. Место, и верно, хорошее. Орудия можно посадить глубоко в землю, надежно замаскировать, да и подходы к ним будут скрыты от наблюдателей противника.
На другой день после рекогносцировки мы уже рыли на новой позиции котлованы под основания орудий. Между орудийными расчетами стихийное соревнование. Тут и премии не нужны, и понуканий не требуется — искренний товарищеский азарт. Работали круглые сутки. Котлованы отрыли в небывало короткий срок. Время военное, и люди чувствуют это каждой кровинкой. Строим с учетом и опыта боевых действий, и конкретной обстановки: условий видимости, направления пикирования самолетов, директрисы стрельбы батарей противника. Интервалы между орудиями не 20 метров, как это было раньше, а около 180. Теперь одна бомба не выведет разом из строя два орудия. А раньше достаточно было противнику открыть огонь по центру батареи, и он мог рассчитывать на вероятность общего поражения. Глубоки будут и орудийные дворики. Брустверы делаем двойные, набивая камнями и землей. Они хорошо укроют от осколков даже самого высокого артиллериста. Строим старательно, нам тут жить и воевать. Работаем, конечно, скрытно, обманываем противника, используем наступающую осень.
В сумерки нам доставляют на повозках толстые, в шесть метров длиной брусья для орудийных двориков. Их потребуется около 150 штук, а для перевозки — по меньшей мере 70 подвод. Трудно раздобыть такое количество лошадей и повозок, а главное — скрыть их движение от врага. Ищем окольные подходы, сгружаем брусья не там, куда они предназначены, потом перетаскиваем на себе.
Каждый знает: наши трудности пустяк по сравнению с тем, во что обходится каждый брус флоту. Противник блокирует все подходы к полуостровам, захватил побережье Мотовского залива, установил там батареи. Баржи идут к Рыбачьему сквозь завесу огня. Каждый грамм груза оплачен смертельным риском, а иногда и кровью...