На крыльях демона
Шрифт:
— Ада, тихо, — сказала моя мама, а потом посмотрела на Максимуса. — Ты сделал в доме бардак из-за этого.
— Я только пытался помочь вашей дочери, миссис Паломино.
Она скрестила руки и посмотрела на меня.
— Да. Я это вижу. Если это продолжится, помочь Перри сможет только бедный доктор Фридман. Я клялась, что мы больше не зайдем в его кабинет…
Мертвые бабочки во мне встрепенулись, пробудились от ужасающей угрозы встречи с моим старым психологом. Я могла убить Максимуса прямо сейчас, а потом еще раз за
И он заметил. Он переминался, избегая моего взгляда, и сказал папе:
— Я прослежу, чтобы все было убрано, а потом только уйду. Это только соль и специи. Я пройдусь с пылесосом, и все пропадет раньше, чем вы скажете Атчафалайя.
Папа прищурил на миг глаза, глядя на него, и расслабился.
— Знаю, ты любишь еду с юга. Но не стоит делать и ковры каджунскими.
Это была… шутка?
Да. Папа улыбнулся Максимусу, несмотря на происходящее. Он улыбнулся, похлопал его по плечу, и они с мамой покинули кухню и направились в свою комнату.
Как только они оказались далеко, и я уже не слышала вопли мамы из-за обнаружения корицы и серы всюду, я с силой ударила Максимуса по руке. Я чуть не ударила его по лицу, но быстрый взгляд на его щеку меня остановил.
— Что это была за фигня? — закричала я на него, пытаясь держать голос ровным и под контролем, но мне это не удалось. Гнев и смятение были опасно высоко, сдавили мое горло, были готовы пролиться на него самым ядовитым ядом.
— Ой, — сказал он, потер руку и отпрянул от меня.
— Козел!
— Подтверждаю! — добавила Ада.
Он драматично пожал плечами.
— Что? Я не смог кивнуть вам, и это делает меня таким же сумасшедшим, как вы?
— Что, прости? — я пронзительно вопила.
Я шагнула к нему, и он отошел на пару шагов, пока не ударился ногами о плиту.
— Что? — спросила я. — Теперь ты меня боишься? Боишься после увиденного ночью?! Ты ведь видел. Ты видел это. Ты видел штуку снаружи, видел, как выключился свет, а ками, чертов камин зажегся сам по себе. И фотографию. Фотографию моей семьи. Кто это сделал? Не говори, что я!
— Говори тише, — сказал он мне, взгляд стал тяжелым.
Я шла, пока не прижалась к нему, и ткнула пальцем у его глаза.
— Не смей указывать мне говорить тише. Ты и твоя, твоя… пассивность, трусость стоили мне визита к старому психологу! Ты мог разрушить мне жизнь, и я не шучу.
— Перри. Ты веришь, что одержима призраком, а то и дьяволом. Твоя жизнь уже разрушена, да?
У меня не было слов, и я просто смотрела на него, а потом отошла с шумным выдохом и встала, кипя, рядом с сестрой.
Она виновато посмотрела на меня и сказала Максимусу.
— Но ты это видел. Я тоже, а я точно не чокнутая. Не всегда. Не часто. Здесь точно что-то есть. И теперь оно останется, потому что тебе было страшно сказать моим родителям правду. Ты… дебил!
Она
— Почему оно останется? — спокойно спросил он. — Мы совершили ритуал. Свечи догорели сами, мы их не трогали. Вам осталось только закопать их на заднем дворе.
Когда я рассказывала о случившемся родителям, я опустила часть о закапывании бутылочки ведьмы. И о монстре в доме. Было бесполезно рассказывать им, и я не хотела, чтобы папа выкопал ее, потому что он бы стал так убирать все, связанное с черной магией.
— Или во дворе спереди, — продолжал он. — Я могу дать вакуумный пакет. Ритуал еще держится.
— Откуда нам знать? — спросила я. — Ты видел фотографию. Камин. Это было после всех слов и дел.
— Но свечи еще не закопаны. Тогда все будет сделано. А теперь, милая, ты сама все понимаешь. Мы можем только ждать и смотреть.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Следующим утром я хотела только спать. Проспать еще день, неделю, год. После того, как мы закопали свечи (спереди во дворе, подальше от взглядов родителей, ведь окна их спальни выходили на задний двор), я помогла Максимусу убрать пылесосом сильно пахнущую смесь, что мы разбросали. К сожалению, пришлось заходить и в комнату родителей, пока они готовились ко сну, но зато мы справились с этим раньше, чем у мамы случился приступ.
Когда мы попрощались около полуночи, он склонился для поцелуя. Но я не могла ответить. Его действия разозлили меня, и даже если он говорил, что делал это для меня, что-то шло не так. Может, дело было в том, что сказала Ада, что она не могла доверять ему. В любом случае, я была насторожена, была не в настроении для любви, хотя было что-то сексуальное в том, как яростно он вел себя при ритуалах.
Но это была моя женская часть. Голова и инстинкты говорили отвести взгляд и сказать:
— Потом поговорим. Спасибо за помощь, — и закрыть дверь. Может, словно немного поблагодарить его.
Я сильно устала, и к десяти утра меня грубо разбудил звонок телефона.
Я приоткрыла один глаз и увидела серый мрак, проникавший из окон в мою комнату. Я перекатилась и схватила телефон, посмотрела на экран размытым взглядом.
Черт. Это была Шэй.
Я кашлянула и быстро ответила:
— Алло?
— Перри, — сказала она странно деловитым тоном. — Как ты?
— Кхм, — я перевернулась на спину и прижала ладонь ко лбу. Как ответить? — Уже лучше, поправляюсь.
— О, рада слышать, — сказала она, словно я сказала ей то, что стоило миллион баксов. — Ты не против заглянуть сегодня?
— В кофейню?
— Да. Не для смены. Я просто хотела поговорить.
Ох. Я вдруг ощутила волну тошноты, а потом пустоту в груди.
— Ох… ладно.
— Не переживай, — сказала она. — Приходи к трем.