На крыше храма яблоня цветет (сборник)

Иженякова Ольга Петровна

– Какая хорошая сказка, мама, – мечтательно прошептал маленький Лука, – молодец Ра, что спустилась к нам на Землю.

И, свернувшись калачиком, быстро уснул, причмокивая и улыбаясь во сне. Ну совсем еще малыш.

Я приоткрыла шторы и стала внимательно вглядываться в темноту. В далеком звездном небе быстро замигала крошечная звездочка. Стало легко и безразлично. Наступил долгожданный час вечерней молитвы и раздумий.

Карта параллельного мира

В моем городе, как и в любом многолюдном городе России,

есть категория людей, которые при любом государственном строе будут жить бедно и в грязи. Особенно они будут чувствовать себя ненадежно, если им станут выдавать деньги на жизнь или предусмотрят различные льготы для обеспечения настоящего и, хуже всего, будущего. Тогда вся их жизнь превратится в ожидание благ. А что может быть хуже ожидания? Даже благ.

Обычно эти люди живут в замусоренных пансионатах, пятиэтажных «хрущевках» с некрашенными по двадцать лет входными дверьми, часто в общежитиях и на дешевых съемных квартирах. Временами власти с ними проводят эксперименты и взамен старого жилья выдают либо недорогое новое, либо в более качественных домах. И тогда у их соседей появляется мечта – как можно быстрее съехать, если, конечно, соседи не из той же социальной категории, что и Швабровы.

Наиболее яркие представители этого племени – семья Швабровых.

Леша Швабров – личность, известная во всем микрорайоне. Еще в начале девятого класса он пояснил временно трезвым родителям на доступном для них языке, какое место в его жизни занимает учеба, своровал три велосипеда из соседнего двора, продал их и купил на вырученные деньги подержанный драндулет. Иными словами, назвать то, на чем ездил Швабров, даже высококвалифицированному филологу очень трудно.

Все бы ничего, но каждый раз, когда Швабров его заводил, жутко дрожали стекла на первых трех этажах окрестных домов и семейного общежития. На третьем, между прочим, обитало Лешино семейство – это мама, которую для легкости произношения все звали просто Натка, папа Санек, старшая сестра Нинка и младшая Ленка.

Тайну этой семьи знали все и охотно при случае делились ею с любопытными. Нинку Натка родила от красивого, но вечно пьяного вороватого тракториста, Ленку от гостившего на соседней улице летчика-испытателя, ну а Лешку – от Санька. Сорокатрехлетний слесарь-сантехник Санек сыном гордился, охотно давал ему всегда денег с получки, почти не наказывал, чего не скажешь о женской половине семьи, и, что особенно возмущало Натку, потакал ему во всем.

Так вышло и в этот раз.

Бабульки-пенсионерки пришли к Швабровым-старшим жаловаться на Лешку, который на своем драндулете производит невероятный шум, абсолютно несовместимый с их давно заслуженным отдыхом. Санек с Наткой бабушек внимательно, почти не перебивая, выслушали, после чего сделали вывод: надо с сыном серьезно поговорить.

В этот день на свою голову вернулся раньше обычного домой Лешка, увидев дома посторонних, привычно отвернулся и прошел в свою комнату. «А вот и он, чертяка, даже не здоровается!» – повернувшись к Лешке, воскликнула Елизавета Тимофеевна, в прошлом почетный работник народного образования и преподаватель биологии в Лешкиной школе.

Лешка мог бы знать Елизавету Тимофеевну лично, но поскольку он учебой особенно не увлекался, то соответственно в пришедшей пенсионерке учительницу не признал.

– А чо я? Чо сразу,

как чо-нибудь, так сразу я? – откликнулся Лешка. – Я домой пришел, чо нельзя, чо ли?

– Тут баушки на тебя жаловаться пришли, – сообщил, глядя в пол, глава семейства.

– Бать, чо им надо?

Лешка медленно пошарил сначала в одном кармане, затем во втором, вытащил пачку сигарет, зажигалку и прошел мимо стоящих пенсионерок на кухню. Сел на табурет и закурил, сосредоточенно глядя в пол. После долгой паузы сказал:

– Ну давайте, выкладывайте, зачем пришли?

Елизавета Тимофеевна побагровела, нервно поправила прическу и сказала:

– Видишь ли, Алексей, ты, когда проезжаешь мимо наших окон на своем мотоцикле, создаешь такой шум, что посуда в моем шкафу подплясывает.

Из-за тебя я телевизора не слышу, радио и просто боюсь выйти во двор по той простой причине, что ты запросто можешь сбить меня с ног…

– Неа, такого не может быть, – возразил Леша, пуская дым кольцами, – с ног я еще никого не сбивал, я же, блин, лучше всех в нашем микрорайоне езжу, хоть кого спросите – все подтвердят. А кто что-то против меня имеет – пусть скажет прямо в лицо. В лицо пусть скажет!

А что посуда дребезжит, так вы, как белые люди, вставьте пластиковые окна, – ни фига слышно не будет, тишина вам обеспечена, даже если третья мировая начнется. Я это… вполне серьезно говорю. Вон Мочаловы как поставили пластик – так сразу у них тишина стала как в гробу, хотя на первом этаже живут.

Я утром за Митькой заезжаю, сигналю, сигналю, ору, ору, все соседи уже матерятся, а он хоть бы хны.

– Ну, знаете, молодой человек, – возмутилась Елизавета Тимофеевна, – так мы с вами ни о чем не договоримся. Мы, рядовые пенсионеры, и денег на пластиковые окна у нас нет. А даже если бы были, мы все равно имеем право на тишину даже во дворе. На тишину, слышите? Я больше двадцати лет в школе проработала, воспитала не одно поколение достойных людей – и хамства в свой адрес не потерплю! Что-что, а постоять я за себя сумею – будь здоров! Если вы, уважаемый Алексей, еще будете шуметь – мы пойдем жаловаться к нашему участковому…

– И пойдем! Сколько можно такое издевательство терпеть? – утвердительно закивали головами спутницы Елизаветы Тимофеевны.

– Да, поди, не надо сразу к участковому, чо мы, не люди, чо ли? Давайте, по-человечески договоримся, – проговорил, все так же виновато глядя в пол, Санек. – Лешка больше по вашему двору ездить не будет, ведь так. – Тут он подмигнул сыну и хотел было разговор продолжить, но Елизавета Тимофеевна жест сообщника увидела и быстро перебила Санька словами: «Как вам не стыдно, а еще отцом семейства называетесь! Позор!»

На крик пожилой учительницы вышла из своей комнаты Ленка и, увидев Елизавету Тимофеевну, густо покраснела и сказала:

– Мало того, что вы мне аттестат своей поганой тройкой испортили, вы еще пришли сюда учить жизни моего родного брата. Вы же мне чуть жизнь не сломали…

– Эт-та тебе тройку поставила, – ткнула в пожилую учительницу пальцем мама и, повернувшись всем корпусом к Елизавете Тимофеевне, продолжила: – Да из-за вас Лена в медицинское училище должна была экзамены сдавать, а могла бы из-за одного четверочного аттестата просто так поступить! Просто так! Отдать аттестат – и здрасьте-пожалуйста, поступить!