На крыше храма яблоня цветет (сборник)
Шрифт:
История Ромки в моем пересказе москвичам
Приехав из МГУ после сдачи очередной сессии в свой родной Ханты-Мансийский округ, Ромка первым делом принялся строгать идола из молодого кедра. А потом вместе с отцом и старшим братом сели в джип десятилетней давности и поехали в долину идолов.
Там уже был сооружен небольшой полуоткрытый чум, возле которого суетился пожилой хант. Отныне пожилой хант будет считаться хранителем молодого шайтана, а идол из молодого кедрача, стало быть, и есть сам шайтан, которому полагается и поклонение, и жертвоприношение, и, разумеется, просьбы о помощи во всех житейских бедах.
Процедура
Время шло.
Рядом с чумом идола выросла избушка, крохотная, идолослужителя, ревность которого к своему божеству граничила порой с безумием. Он идола мыл, полировал, а когда увидел, что дерево, несмотря ни на что, начинает чернеть, покрыл его пинотексом. А люди тем временем шли, шли. Несли еду, одежду, украшения, деньги и даже бытовую технику, до которой ханту не было ну совсем никакого дела. Зачем, спрашивается, ему соковыжималка известной фирмы, если в чуме нет электричества? Но тем не менее он дар принял, как полагается, и закопал его вместе с другими подарками, чтобы шайтан мог им пользоваться в своем другом измерении.
Однако далеко не каждый мог запросто подойти к идолослужителю. Он принимал только очень-очень своих людей. Это могли быть как благочестивые представители северных национальностей, так и их потомки, частенько смешанных кровей. Одно время в близлежащей деревушке молдавско-мансийский брак был вполне обычным делом.
Помогал идолослужитель и высокопоставленным представителям других народностей, ведь, согласно северной религии (как, впрочем, и религии вообще), начальство нам дано свыше.
Зато простой русский, в том числе и журналист, доступа к святому месту не имел. «Идите, идите отсюда, – кричал хант представителям местной телекомпании. – Вы всю жизнь проводите в долине смерти. И других за собой тащите!», после этих слов последовала площадная брань, которую телеоператор записал и впоследствии ее услышали многие.
Казалось бы, после всего увиденного и услышанного людской поток к не совсем чистому чуму должен быть иссякнуть. Но не тут-то было. Любопытный народ отныне всеми силами стал стремиться в долину идолов. Теперь считали, любой завязанный на ветках березы, росшей рядом с чумом, узелок, обязательно принесет удачу и исполнит любое желание, ведь святое место на то оно и святое, чтобы помогать грешникам.
Образ ханта в народе постепенно стал обрастать легендами. Он, мол, матерится, чтобы злых духов отпугнуть. А принимать людей не хочет, потому что все их грехи взваливает на себя. А тот факт, что идолослужитель не пьет, в смысле спиртное, вознес его на такую вершину почета, о которой многие политики или поп-звезды могут только мечтать. На этом фоне его согласие на интервью со мной (пусть и коротенькое) было сродни выигрышу в лотерею. Как сейчас помню, пришла моя тетя, способности которой «пробить» что угодно были просто фантастическими, и сказала: «Запомни, ты внучка верхнеобского шамана. А если будет хант что-то большее спрашивать про деда, то скажи, мол, духи
Разговор с хантом был коротким и убедительным. Деда в историю впутывать не пришлось. Достаточно того, что я прихожусь родственницей Ромке, который выстругал божество, а значит, меня и весь мой род ожидает слава, почет и еще что-то в этом роде. Хант говорил, а я думала, думала. Почему, интересно, люди так легко создают себе богов и верят в них? И говорят, будто пророчества шамана сбываются.
Ответ пришел сам собой. Хант повернулся ко мне спиной и стал закапывать в землю новенький калькулятор – это жертвоприношение дочери одного коммунального начальника. Ей после этого жертвоприношения стало легче, сказала, что обрела какую-то внутреннюю гармонию. «Боже мой, – думала в таких случаях я, – как все с душевным миром просто и понятно…».
Мои спутники от этой истории, впрочем, абсолютно правдивой, были в восторге.
Обратно мы вернулись в полном изнеможении, не было сил даже разговаривать. Хозяева тут же предложили нам поесть и передохнуть. А когда мы немного передохнули в чуме, воспитанные и образованные москвичи вдруг повели себя не лучшим образом. Узнав, что за девственность Коко Тэтамбой должен родне невесты ящик сгущенки, они подняли его принародно на смех.
Ситуация многократно осложнилась тем, что и Тэтамбой, и Коко вполне сносно знали русский, как, впрочем, и большинство северян.
Надо ли говорить, что ханты обиделись все как один. Сначала вышел на середину чума хозяин, посмотрел сердито в глаза Алексею Юлиановичу, резко повернулся, плюнул в сторону печи и отошел.
– Отвернитесь от них! – скомандовал он остальным.
Все гости от москвичей быстро отвернулись, затем возле печи постелили большой ковер, накидали туда громадных пуховых подушек, разных покрывал и легли.
Мне же было указано на самое уютное место – за печкой на шкурах. Хозяин сразу всем дал понять, что я здесь своя. А то, что все разом прилегли, следует понимать как высшую степень непочитания москвичей. Я сказала ученым, чтобы они уходили подобру-поздорову.
– А как вы, Арина? – обратился ко мне Алексей.
– А я останусь здесь, меня отсюда пока не выгоняют.
– Значит, тут будет свальный грех, – сказала молоденькая девушка из ученых, при этом в ее глазах загорелись непонятные искорки.
После этих слов вся экспедиция, ерничая, покинула чум.
Как только она удалилась на приличное расстояние, все встали и быстро начали собираться на жертвоприношение лесному духу.
Естественно, пошла и я.
Если снежный человек в действительности существует, то он, непременно, будет в восторге от сушеной рыбы, кедровых орехов, ржаных лепешек и засахаренных ягод, которые ему принесли в немалом количестве.
А если нет – то пусть так все и останется милой северной легендой, где за все хорошее надо благодарить Бога или судьбу. Своему ближнему зла не причинять и просто приветливо относиться ко всем людям, видя в каждом в первую очередь образ Божий, а не гражданина или еще кого-нибудь.
Когда северное Солнце прохладным вечером садится на тайгу, оно сначала обязательно искупается в Золотом озере, где водятся огромные величиной с добротную сковородку зеркальные караси, а потом, как капризная модница, надушится сладковато-пряными запахами таежного леса, где смешано все, начиная от болотных лилий, заканчивая сосновыми шишками и молодым камышом. Такой запах забыть или перепутать нельзя.