На крючке
Шрифт:
Мой единственный личный опыт общения со спортсменами состоялся в старшей школе. На ум приходит только воспоминание о их полном игнорировании моего существования. Исключением был тот случай, когда группа спортсменов окружила меня в коридоре, и они по очереди щипали меня за "клевую" попку. Я провела неделю под домашним арестом за то, что ударила одного из них коленом по яйцам, это наказание я по сей день считаю более чем несправедливым, особенно потому, что никто из них не ответил за это.
Я не понимаю футболистов. Не понимаю потребность в том, чтобы твое тело колошматил какой-то парень, пока ты бросаешь мяч.
Бэйлор подходит ближе. Достаточно близко, чтобы мне было заметно, как от каждого шага его бедра двигаются и напрягаются под тканью выцветших джинс. Достаточно близко, чтобы заметить очевидные кубики на его плоском животе, даже несмотря на то, что его футболка свободно болтается на талии и туго натягивается на груди. Эта футболка зеленого армейского цвета, с надписью "Сколько раз понадобиться лизнуть, чтобы облизать всего меня?". Мне тут же хочется узнать ответ на этот вопрос. Я представляю, как сплету свои пальцы с его и приступлю к исследованию.
Ладно, достаточно. Я намеренно опускаю взгляд. Ты меня абсолютно не беспокоишь. Видишь? Я оценила тебя и двинулась дальше. Смотреть на свои учебные записи намного интереснее, чем на тебя. Несомненно.
Он садится за соседний стол и вытягивает свои длинные ноги в проход. Я ощущаю на себе его взгляд, наблюдающий, ожидающий признания.
Дрю сидит рядом со мной, начиная с того первого катастрофичного занятия. И потому что я такой же планктон, как и все остальные, когда дело касается выбора места, я остаюсь сидеть тут с начала семестра. Другое дело, если бы мы были в зале для лекций, рассчитанном на триста студентов. Никто бы не заметил, если бы я сменила место. Но эти комнаты рассчитаны на занятия первокурсников. Словно загон для рогатого скота, администрация набивает эти аудитории наивными восемнадцатилетками и смотрит, кто кого порвет на кусочки.
Но это пара Истории философии 401. Специализированный класс, предназначенный в основном для третьего и четвертого курсов и может быть нескольких выпускников, всех тех, кто специализируется на истории или просто заполняет свой последний семестр прогрессивными дисциплинами.
Так что пересесть в данном случае для меня выглядело бы слабостью.
Входит профессор Ламберт, и занятие начинается. Я даже не знаю, о чем она говорит, настолько я сбита с толку. Моя шея болит от того, что я смотрю прямо перед собой, стараясь не поворачиваться в сторону Бэйлора. Хотя, знаю, что проиграю эту битву. Но все же изо всех сил пытаюсь продержаться как можно дольше. Я ведь упоминала, что немного безумна?
ПРОШЛО ЧЕТЫРЕ НЕДЕЛИ, а я все еще получаю холодный прием от мисс Джонс. К этому моменту я проиграл все наши негласные сражения и даже не представляю, как это изменить. Я бы хотел понять Анну так же, как понимаю футбол.
Футбол
Но когда дело доходит до игры? Не прикладывая особых усилий, хватая мяч, я ощущаю власть. Во время игры я не боюсь трехсотфутового полузащитника, который пытается повалить меня. Я контролирую свой конверт (передачи мяча в одно касание и два касания – прим.пер.),вижу куда бежать, кто открыт, все свои возможности. Я говорю с мячом, и он меня слушается, летя туда, куда я хочу, практически каждый раз. Даже когда кажется, что все пути перекрыты, я нахожу один, бросаю мяч, избегаю удара, пока не доведу игру до выигрыша. Это так просто.
И это чертовски фантастическое ощущение. Рев толпы, победы - все это вызывает привыкание. Но независимость стимулирует потребность сделать это снова, бросить тот идеальный пас, блестящей имитацией передачи или поддельным броском обмануть защитника другой команды. Нет, я делаю это снова, потому что всегда могу сделать лучше, чем в прошлый раз. Так что да, футбол - моя радость. И я знаю, насколько мне повезло найти эту отдушину, повезло иметь такой талант, благодаря которому я стал лучшим из лучших. Если родители что-то и вбили мне в голову, так это то, что нужно высоко ценить все, что имеешь.
И из-за этого всего презрение Анны Джонс еще больше меня раздражает. Она думает, что я тщеславный болван. Я должен держаться подальше от нее. Есть куча женщин, которые жаждут знакомства со мной, что вообще-то естественно.
Я все никак не могу понять, что же так сильно привлекает меня в Анне. Она симпатичная, даже привлекательная, милая девочка с классической винтажной открытки. Сердцевидное лицо, вздернутый маленький носик, темно-рыжие кудри, рассыпанные по плечам. Но она не мой тип. Обычно я предпочитаю девчонок, которые не смотрят на меня как на волосок, попавший в их салат.
Так почему же я не могу выбросить Джонс из своей головы? Все эти дни у меня перед глазами стоит ее лицо, смотрящее на меня, не замечая весь тот глянец моей славы, фактически ненавидя его. И это меня заводит.
Итак, вот я сижу, развалившись на своем стуле, наблюдая, как двигаются ее руки, как ее сладкие груди подпрыгивают, когда Анна дискуссирует о воздействии философии на общество.
– Возьмем Декарта, - говорит она.
– Его попытки объяснить вопрос "почему" в отношении "как" помогли сформировать современный научный метод. В древности философы изменили наш мир, постоянно сомневаясь в статусе-кво.
И просто потому, что хочу, чтобы она обратила на меня внимание, я говорю:
– Согласен.
Темные глаза Анны обращаются ко мне. А затем будто бы осознавая, что взгляд на меня в некотором роде является слабостью, она отворачивается и снова смотрит перед собой, предоставляя мне вид на ее профиль.
Очевидно, что ей не по душе, что я занял ее сторону. Черт, ей не по душе, если я присоединяюсь к любой беседе, в которой она участвует. Словно звук моего голоса уже оскорбляет ее. Это еще сильнее меня раздражает и вызывает желание все чаще вторгаться в ее зону комфорта.