На левом берегу
Шрифт:
Летели, что б не сбиться, прямо над шоссе, легко обгоняя попадающиеся попутные автомобили.
– Теперь другое дело, – удовлетворенно проворчал леший, – нет бы сразу выдать механизм.
Баба за его плечами заворочалась, но ничего не ответила. А мимо низом пролетали темные деревни, пронеслась подмигивающая редкими огоньками Середка, грозно насупившаяся острогом, и опять замелькали какие-то слепые одинокие домишки… Над Елизарово летуны дали большого левого крюка:
– Ктой-то под нами? – заинтересованно спросила она, резко высунувшись из мешка.
– Машина какая-то, – равнодушно пожал плечами леший, – сколько их уже обошли.
– А давай-ка пониже, милок, – жалостливо попросила баба, – окажи милость, что тебе стоит?
Леший не стал спорить и резко спикировал вниз.
– Чувствуешь, чем пахнет? – заегозила в котомке старуха. – Прямо две конфетки, так бы и слизнула.
– Это не по моей части, – равнодушно отмахнулся леший.
– А ты пониже, пониже, милок, – нетерпеливо взвизгнула баба, – дай насладиться, дай потешиться.
Леший уровнял свою скорость с машиной и словно завис в метре над ее крышей. Все это время баба поводила из стороны в стороны крючковатым, обвислым носом и с жутким посвистом втягивала в себя воздух.
– Нравится же тебе такая мерзость, сущее извращение какое-то, – сплюнув, сказал леший своей наезднице, чувствуя как неотвратимо раздувается и тяжелеет его котомка…
* * *
В салоне «BMB» было прохладно и шумно. Магнитола ревела голосом шансонье Круга, что-то, там, про Владимирский централ. Лысый водитель густо дымил набитой какой-то дрянью беломориной, а пассажир, с мощным выстриженным затылком, тщательно снюхивал белую порошковую дорожку, просыпанную на тыльной стороне левой ладони.
– Все ништяк, Пинцет, – прохрипел он, закатывая глаза, – жизнь прекрасна!
– Ништяк, – охотно согласился водитель и затискал в переполненную пепельницу догоревшую до мундштука папиросу, – сейчас ГАИ будем проезжать, собери мозги в кучу, Мурзила.
– Какое ГАИ? – хохотнул пассажир и проговорил по слогам: ГРИ-БЭ-ДЭ-ДЭ.
– Один хрен – ГАИ, ГИБДД, – процедил Пинцет, – если
1
взятки (жарг.)
– Косарем, 2 если что, обойдутся, – хмыкнул Мурзила, – или вилы в бок.
– Засохни, – рявкнул Пинцет, – побереги силы для дела.
– Да я этого фраера один вытрясу, – растопырил перед собой пальцы Мурзила, – душу выну.
– Смотри не лоханись, – Пинцет снизил скорость и выключил магнитолу, – все, подъезжаем…
Однако у поста ДПС было пустынно и тихо. Похоже, милиционеры благополучно почивали, укрывшись за тонированным стеклом дежурки.
– Лафа, проскочили, – облегченно вздохнул Пинцет, – теперь корки мочить не будем, а сразу за дело.
2
тысяча рублей (жарг.)
– Лафа, – поддакнул Мурзила, – вытряхнем паренька, а потом в кабачок, в «Мефисто».
– Только запомни, Шварцнеггер, – Пинцет повернулся и строго взглянул на своего соседа, – шею в этот раз ломать не надо и костей тоже – это не оплачивали. Усек?
– Усек, Пинцетик, усек, – хмыкнул Мурзила, – разве ж я виноват, что все больше дохлые клиенты попадают?
– А ты мозги в кучу перед делом собирай, – отрезал Пинцет, – лучше будет получаться.
Мурзила хотел, было, ответить, но в этот миг что-то громыхнуло по крыше и машина мелко завибрировала.
– Какого хрена? – успел ругнуться Пинцет и почувствовал, что из него, словно пылесосом, вытягивается вся его внутренность. Рядом, переживая нечто подобное, хрипел Мурзила. Их словно выворачивало наизнанку, выкручивало, выдирало… Все это длилось несколько секунд, а потом резко прекратилось. Внутренности, к удивлению, остались на месте. Однако оба, и водитель, и пассажир, почувствовали себя основательно опустошенными, словно хорошо вычищенные ассенизаторами дворовые уборные…
В это время на крыше автомобиля неподвижно распласталось задебелевшее тело лесной бабы, увеличившееся в объеме до размеров добропорядочной пенсионерки. Баба утробно похрюкивала, словно после чрезмерно обильного обеда. Леший, пощипывая себя за ухо, висел прямо над ней.
Конец ознакомительного фрагмента.