На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны
Шрифт:
— На весла! — кричу.
Но страх уже обуял парней.
— На весла! Застрелю! — Выхватил трофейный парабеллум. — Ну!
К счастью, они опомнились.
Слева, недалеко от нас, прямым попаданием разметало плот второго расчета. А мы вырвались из огненного кольца, вкатили орудие наверх. Метров сто проволокли, а Маурин уже сигналит: «Батарея, к бою!»
Связисты батареи потянули телефонный кабель на высотку, где идет ожесточенная схватка. «Быстрее, быстрее, ребятки, — торопит Маурин. — Там на подходе танки».
Вгрызаясь
Наступила прохладная осень. Изредка в воздухе кружатся снежинки. На плацдарме, где недавно бесновался раскаленный металл и клубился черный дым, затишье. Висла катит свинцовые, неприветливые воды куда-то на север, к Балтийскому морю.
Лейтенант Маурин вызвал меня к себе:
— Слушай, старшой, комбатр вызывает тебя на НП. Часы у него барахлят. Мастер нужен.
— Так я же в них ни уха ни рыла.
— Сходи, сходи, раз вызывает. Оставь за себя Василия Кузнецова.
— Есть!
Сопровождает меня связист-разведчик Игорь Трошин. На наблюдательный пункт в одиночку хода нет. Километра два шли в открытую, затем втянулись в траншею.
— Что на передке? — спрашиваю Игоря.
— Последние три ночи бесились фрицы, — отвечает. — А сейчас словно и войны нет!
Редкие осветительные ракеты, повисшие над нейтральной полосой, слабо рассекают тьму осенней ночи.
— Дошли! — Игорь нырнул в блиндаж.
До этого нашего командира батареи я видел редко. Ни разу не приходилось быть рядом. В блиндаже два топчана, грубо сколоченный стол, почти полностью закрытый картой, лежит раскрытым большой блокнот с какими-то цифрами. Все только необходимое. Самодельная лампа горит ярко. Комбатр чуть смугловат; карие глаза с каким-то озорным блеском, коротко подстриженные волосы смоляные.
— Докладывай, что у вас случилось на плоту при форсировании Вислы?
Вот тебе и часы! Вопрос захватил меня врасплох. Не знаю, что ответить.
— Говори, говори как на духу. Мы тут не в игрушки играем.
Я рассказал. Он задумался.
— Значит, все ладом. Ну и покончим с этим. Михалыч доволен тобой, предложил представить к награде…
В блиндаж ввалился какой-то лейтенант.
— Привет богу войны!
Лейтенант повернулся ко мне. А я глазам своим не поверил.
— Филя!
Вот так, через одиннадцать лет, встретились на фронтовых дорогах два однокашника по Рутченковскому горпромучу в Донбассе. Было что вспомнить.
Филя Семенов после окончания Рутченковского горпромуча работал на шахте № 17—17-бис. Поступил учиться на вечернее отделение рабфака. Окончил Харьковский институт электрификации сельского хозяйства.
Втроем проговорили почти всю ночь. За встречу приняли по фронтовой. При расставании обменялись с Филей адресами.
По поручению партийного бюро полка с техником-лейтенантом Глушко ходили на восточный берег Вислы. В пяти километрах от реки расположена «цегельня» — кирпичный завод. Сейчас не работает. Вокруг завода и в нем живут беженцы-поляки из прифронтовых соседних деревень. Ведем беседу. Приходу наших войск они рады. Ждут, когда прогоним немцев с земли польской.
Изможденный старик неплохо знает русский. Семья у него погибла. До оккупации жил бедновато, но кое-как сводил концы с концами. При немцах стало совсем худо. Все сельхозпродукты забирали. Голод, аресты, расстрелы. Как везде, как у нас. Прощаемся. Старик, смахивая слезу, смотрит вслед с сожалением; оборвалась тонкая ниточка человеческого общения с людьми из-за кордона, обладающими обыкновенным человеческим сочувствием, которого ему не хватает всю долгую, тяжелую жизнь…
В начале января на плацдарме установилась зима. По наведенным через Вислу переправам скрытно переправляются танковые соединения и артиллерия.
Накануне наступления на батарею пришел замполит полка гвардии майор Довгун. Из моего расчета в партию принимают наводчика Васю Кузнецова и заряжающего Михаила Антонова. Речь за двоих держит Вася:
— Что сказать? Орудие готово к бою. Буду воевать как коммунист.
Дивизия вошла в состав 8-й армии Чуйкова. Сталинградцы снова вместе.
Орудия установлены на прямую наводку в трехстах метрах от передовой линии траншей. Огневые точки разведаны, нанесены на карту, пристреляны.
Артиллерийская подготовка! Что это такое? Это когда все стволы — от сорокапяток, бьющих прямой наводкой, до орудий морского калибра, стоящих в десятках километров от передовой, и грозных «катюш» — начинают обрабатывать передний край противника. В течение полутора-двух часов бушует огненный смерч, уничтожая технику, доты, дзоты, живую силу. Это когда чудом уцелевшие фашистские солдаты сходят с ума.
В четыре часа утра мы начали артподготовку. Над Вислой стоит светлый туман, за Вислой, на западе, тоже, но это черный туман.
Оборона врага рухнула. Лавина танков, сбросив маскировку, рванулась в прорыв.
— Отбой! Поход! — Артиллерия тоже идет вперед на новые огневые позиции.
НА ПОДСТУПАХ К РЕЙХСТАГУ
После войны гитлеровский генерал Меллентин в написанной им книге отметит: «Русское наступление развивалось с невиданной силой и стремительностью. Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со времен гибели Римской империи».