На линии огня. Слепой с пистолетом

Коллинз Макс Аллан

— Небось, люди из этой самой «Акме» его уже вызволили, — сказал Гробовщик, словно отвечая на их общие молчаливые раздумья.

— Ничего, он уже сказал все, что мог.

— Джон Бабсон! Это что, настоящее имя? По-моему, Кови просто валял дурака.

— Очень может быть.

Без десяти восемь вечера они появились в раздевалке полицейского участка, чтобы переодеться в черные костюмы, в которых обычно работали. Лейтенант Андерсон сидел за столом капитана. Как всегда, он выглядел обеспокоенным. Отчасти это объяснялось тем, что Андерсон большую часть времени

работал в помещении и оттого кожа его приобретала нездоровый бледный оттенок, а отчасти и тем, что лицо у него было слишком выразительным для полицейского. Но они успели к этому привыкнуть. Они знали, что на самом деле лейтенант внутренне гораздо спокойней, чем кажется, и неплохо соображает, что к чему.

— Слава Богу, комиссар терпеть не может педерастов, — сказал он вместо приветствия.

— Что, котел закипел? — кротко осведомился Могильщик.

— Побежал через край.

— Кто стал возникать? — спросил Гробовщик.

— Фирма «Акме». Их адвокаты раскричались про рукоприкладство, произвол, жестокость, беспредел и все такое прочее. Они подали официальную жалобу, и если полиция своими силами не наведет порядок, обещали обратиться в суд.

— А что сказал старик?

— Сказал, что разберется и подмигнул окружному прокурору.

— Бедные мы, несчастные, — сказал Могильщик. — Стоит нам нежно коснуться кого-то из граждан костяшками пальцев, адвокаты начинают выводить: «Беззаконие!… Беззаконие!», словно греческий хор.

Андерсон опустил голову, пряча улыбку.

— Только не играйте роль Тезея, — сказал он.

Могильщик с удовольствием покивал головой, но Гробовщик думал об иных материях.

— Они, надо думать, захотят, чтобы нашли убийцу, — сказал он. — Раз уж человека зарезали в их доме.

— Кто он, кстати? — встрепенулся Могильщик. — Его уже вычислили?

Да, это некто Ричард Хендерсон. У него квартира на Пятой авеню, около Вашингтон-сквер. — Андерсон вдруг сделался очень сухим и официальным.

— Неужели он не мог отыскать то, что хотел там, по соседству?

— Женат, — продолжал Андерсон, словно не расслышав. — Детей нет.

— Не удивительно.

— Ставит пьесы вне Бродвея. Для этого нужны деньги.

— Тем больше причин им хотеть, чтобы нашли его убийцу, — задумчиво сказал Могильщик.

— Если под словом «им» вы имеете в виду комиссара или окружного прокурора, то безусловно. Если — хозяев трущоб, то у них есть возражение. Им не хочется, чтобы в процессе нахождения убийцы убивали их сотрудников. Им это ни к чему.

— Что ж, босс, как говорят французы, чтобы сделать рагу, надо порубить мясо.

— Это не значит, что его надо перемалывать в фарш.

— Чем тоньше перемолоть мясо, тем быстрее оно прожарится. Наш приятель, похоже, был прожарен как следует.

— Это точно. Они добились его освобождения из-под стражи. Кажется, его отправили в какой-то частный госпиталь.

Оба детектива уставились на лейтенанта.

— Вы не знаете, в какой? — спросил Могильщик.

— Нет, да и знал бы, не сказал. Оставьте его в покое. От него одни лишь неприятности.

— Такая

уж у нас профессия. Неприятности и ничего больше.

— От него неприятности всем вокруг.

— Ничего, ребята из «убийств» его достанут. Он им пригодится.

— Займитесь другими свидетелями.

— Не надо нам бросать кости, босс. Если кто-то из задержанных вчера что-то знал, они разбежались и постарались это забыть.

— Кроме того, есть люди в красных фесках.

— Послушайте, лейтенант. Большинство гарлемцев, которые ходят в красных фесках — это черные мусульмане, а они-то как раз очень против этого самого… Или же они притворяются черными мусульманами и с риском для жизни бегают по улицам с украденными штанами.

— Может, да, а может, нет. По крайней мере, действуйте тихо. Не разгребайте слишком много грязи.

У Могильщика набухли вены на шее, а щека Гробовщика задергалась в тике.

— Послушайте, лейтенант, — глухо сказал Могильщик. — Этого белого сукиного сына убивают в наше дежурство, а вы хотите, чтобы мы все спустили на тормозах.

— Я вовсе не говорю, что надо спускать все на тормозах, — сказал Андерсон, порозовев лицом. Просто чем меньше трогать дерьма, тем меньше вони.

— Понятно, босс. Белые не воняют. Мы пойдем в парк и будем смотреть, как там цветут анютины глазки.

— Не удобренные навозом, — добавил Гробовщик.

В девять вечера детективы сидели в баре-закусочной отеля «Тереза», и смотрели, как гарлемцы снуют туда-сюда через перекресток Седьмой авеню и 125-й улицы.

— Два сэндвича с бифштексом, — заказал Могильщик.

Женоподобный бармен с блестящими локонами посмотрел на них и поморгал ресницами. До гриля было всего два шага, но он ухитрился повилять бедрами. У него была изящная тонкая шея, гладкие шоколадные руки, и полная задница в белых джинсах в обтяжку. Он поджарил два гамбургера и, положив каждый между двумя половинками булки, поместил на бумажные тарелки и поставил их перед клиентами.

— Капуста или кетчуп? — осведомился он, соблазнительно прикр!ыв длинными черными ресницами влажные карие глаза.

Могильщик посмотрел сначала на гамбургеры, потом на длинные ресницы бармена и сказал агрессивным тоном:

— Я заказывал бифштексы.

— Это и есть бифштексы, — сказал тот, и его ресницы снова затрепетали. — Только рубленые.

— А я хочу натуральный бифштекс.

Бармен бросил на него оценивающий взгляд.

— Мне нужен хороший говяжий бифштекс, — сказал Могильщик. — Без всяких фокусов.

Бармен посмотрел на Могильщика в упор широко раскрытыми глазами.

— У нас нет натуральных бифштексов, — сказал он.

— Не серди его, — предупредил Гробовщик бармена, на что тот ослепительно улыбнулся и сказал:

— Понял.

— А раз понял, так тащи кетчуп и черного кофе, — буркнул Гробовщик.

Когда бармен, виляя бедрами, отошел, Могильщик подмигнул партнеру и сказал громко, чтобы отвлечь внимание бармена:

— А мы правильно сделали, что зашли сюда на площадь Малькольма Икс.