На ловца и зверь бежит
Шрифт:
Семен Григорьевич очнулся от холода. Тупая боль в голове заставила его поморщиться. Было такое ощущение, словно в черепе раскачивался тяжелый маятник, который, достигая крайних точек амплитуды, гулко ударял в виски.
— Очухался, ханурик? — с кривой усмешкой спросил Малыш.
Лысенко с трудом открыл глаза и увидел, что лежит на мокрой пожухлой траве, на поляне среди леса. Ему казалось, что свинцовая гладь неба, если бы не колоннада поддерживающих ее деревьв, рухнула бы на землю, затем недоуменный взгляд Семена Григорьевича нащупал
Семен Григорьевич попытался вскочить и дать деру, но тут же упал как подкошенный под дружное гоготание парней — ноги оказались связанными.
— Резкий ты, как понос. Че зря дергаешься? — пробасил Малыш.
Он подошел к Лысенко и с размаху двинул его по ребрам ногой. Лысенко заорал от невыносимой боли, схватившись руками за бок.
— Что вы от меня хотите? — немного придя в себя, спросил он.
— А ты начал умнеть, — удовлетворенно ухмыльнулся Бобер и стрельнул окурком в сторону испуганно вращавшего глазами Лысенко. — Сам догадайся.
— Не знаю…
— Не зна-а-ешь, — передразнил его Бобер, скорчив брезгливую рожу, и, кивнув своему подельнику, приказал: — Малыш…
Малыш снова приблизился к скорчившемуся на земле Семену Григорьевичу и ударил его — на этот раз в лицо. Дернувшись, Семен Григорьевич снова провалился в забытье.
— Если ты, придурок, еще раз так сделаешь, — донесся до Лысенко угрожающий голос Бобра, когда сознание начало постепенно возвращаться к нему, — я тебя самого здесь урою, недоносок хренов.
Лысенко проглотил солоновато-сладковатую кровь, натекшую в рот из разбитых губ, и, приоткрыв глаза, увидел Бобра, трясущего Малыша за грудки.
— Да я ж не нарочно, — оправдывался Малыш, — кончай, Бобер.
— Ладно, проверь его. — Бобер наконец отпустил куртку Малыша.
— Все в порядке, моргает, — отрапортовал довольный напарник. — Ну че, поц, — уже обращаясь к Лысенко, произнес он, — надумал говорить?
Лысенко утвердительно кивнул.
— Мы слушаем.
— Почта на железнодорожном вокзале, абонентский ящик номер тридцать семь восемнадцать, — выдавил из себя Лысенко и взвыл от боли, бессилия и злобы.
— Давно бы так, — удовлетворенно бросил Бобер и кивнул Малышу: — Поехали.
Малыш было направился к машине, но командир остановил его.
— Грузи этого, вдруг он пургу гонит.
Проехать к привокзальному почтамту можно было только через автостоянку, въезд на которую охраняли бравые молодцы в камуфляжной форме. Отсчитывая положенную плату, я заметила у входа на почту группу людей из трех человек, о чем-то оживленно беседовавших.
Темно-синий «БМВ» и красный «Рено» стояли рядом. Фигуры двух мужчин и женщины, составлявших группу, были мне определенно знакомы.
Затемненные стекла моей «девятки» позволили мне подъехать почти вплотную к ним, но даже если бы я сидела в кабриолете, они
Бобер и Малыш, а это были они, размахивали руками, преграждая дорогу довольно высокой шатенке без головного убора, в коротком норковом манто, которая прижимала обеими руками к груди синюю папку.
В этой даме я без труда узнала ту красивую попутчицу, с которой мы вместе летели из Парижа.
— Аркадий велел мне забрать документы, — срываясь на визг, кричала она, — если не верите, позвоните ему.
— Ты нам мозги не компостируй, — со злобой прорычал Бобер, — Гарулин не знал, где бумаги.
— Не знал, да узнал, — с вызовом сказала красотка. — Ну ты, кретин, убери лапы, — вырвалась она от Бобра, попытавшегося ухватить ее за руку.
— Ну, хрен с тобой, — немного смягчившись, пробурчал Бобер. — Порешим так… — Он почесал затылок. — Ты, Малыш, садись с этой фифой, а я поеду следом.
— Еще чего, — возмутилась «фифа», смерив высокомерным взглядом Малыша.
— Сейчас ты нам не указ, — твердо произнес Бобер, — или он поедет с тобой, или давай сюда папку!
— Щас прям, разбежалась, — задиристо хмыкнула дамочка, но в ее тоне почувствовалось некоторое колебание, как будто она все еще хотела выдержать роль гневной и взбалмошной Афродиты, но не была уверена, что это ей до конца удастся.
— Ты думаешь, мы с тобой здесь цацкаться будем? — с нескрываемой угрозой спросил Бобер и, кивнув Малышу, скомандовал: — Забери папку!
— Ладно, ладно, — с примирительной интонацией согласилась дамочка, — только пусть он садится за руль.
Малыш, кинувшийся было к ней, замер в нерешительности и вопросительно посмотрел на командира. Тот немного подумал и согласился.
— Садись.
На заднем сиденье «БМВ» я увидела Лысенко, безучастно смотревшего прямо перед собой.
Вот откуда братва узнала про абонентский ящик! Интересно, что они теперь сделают с Лысенко? Сам, дурак, напросился, я же его предупреждала! До вожделенной папки оставалось несколько метров, которые, однако, грозили растянуться в солидный отрезок. Необходимо что-то немедленно предпринять, иначе заветная синяя папка окажется в руках у Гарулина.
«Выскочить, вырвать папку, раскидать всех?» — молнией пронеслось у меня в голове. Но красотка уже опустилась на сиденье «Рено», за руль которого садился Малыш.
Бобер двинулся к «БМВ».
— Двигай к офису, Малыш, — крикнул он вслед своему напарнику.
Вскоре кортеж, обогнув привокзальный сквер, особую прелесть которому придавал не устранимый, очевидно, ни при каких обстоятельствах памятник Железному Феликсу, двинулся по Московской.
Я плелась в арьергарде, составляя не запланированную прочими участниками часть этого кортежа. Нельзя допустить, чтобы папка попала в офис. Остается одно — заполучить документы по дороге или у самого офиса, когда Андреева выйдет из машины.