На морских дорогах
Шрифт:
На следующий день я был у Харшо. К моей радости, американец, выслушав меня, сказал:
— Я согласен, надо выводить транспорты без груза. Но как уговорить капитанов? Вы знаете лучше меня, что на торговых судах народ упрямый и приказам подчиняется плохо.
— Какой же выход?
Харшо задумался.
— Надо собрать их всех. Я представлю вас, а вы… вы расскажите им то, что я сейчас слышал. По-моему, это убедительно.
— Куда же их пригласить?
— Лучше куда-нибудь к вам, в Северодвинске.
Так мы и договорились. Харшо
Я позвонил ему. Удача, Марков сразу согласился организовать прием. Это было особенно подходяще потому, что его «Красин» был широко известен за границей: он участвовал в спасении экспедиции Нобиле. Увидеть ледокол, конечно, захочется иностранным капитанам. Прием назначили на послезавтра, на последний день выгрузки.
Весь следующий день прошел в хлопотах по подготовке Беломорского конвоя. Время летело незаметно.
Назавтра, около 12 часов дня, мы вылетели в Северодвинск на двух У-2 — на одном я, на другом американец Харшо. Полет очень непродолжительный, всего 15 минут. Однако эти минуты едва не стоили нам жизни. На подлете к порту мы попали в огонь своих противовоздушных батарей. Как раз в это время были обнаружены два вражеских разведчика, и зенитчики решили сбить их. Пилоты наших «уточек» спустились как можно ближе к земле — летели буквально между стрелявшими пушками. Сели благополучно, как говорится, без потерь.
В 2 часа, как было условлено, на ледокол пришли капитаны транспортов.
Михаил Гаврилович и его жена устроили хороший русский обед. Капитаны ели, пили и похваливали.
В разгар обеда Харшо взял слово и призвал своих соотечественников к выходу в море без груза.
— Он, лично он, — говорил американец, показывая на меня пальцем, — будет сопровождать вас на этом ледоколе до чистой воды.
Речь Харшо выслушали молча. После него говорил я. Рассказывал о надежности ледоколов, об опытности их капитанов. Упомянул и про взрывчатку в порту. После моего слова американец спросил:
— Дорогой коммодор, — так он назвал меня, — можете ли вы обещать, что мы не получим повреждений во льдах, если пойдем налегке?
— Да, — ответил я твердо, — обещаю. Мы будем вести вас, зная, что винты выступают из воды, и поэтому особенно осторожно.
— Коммодор нас выведет благополучно изо льдов для того, чтобы торпедировала субмарина, — как-то безразлично бросил другой американец. — Но, — он щелкнул пальцами, — везде приходится рисковать во время этой проклятой войны. Я согласен идти и без груза.
— Здесь на причалах слишком много аммонала, — сказал англичанин, — и я решил, что в море среди льдов мне будет безопаснее.
В конце концов все капитаны пришли к тому же мнению.
Американец, первым согласившийся на плавание, пригласил меня к себе на судно.
— Посмотрите на наши новые пароходы, они стоят внимания, — сказал он.
Я не отказывался. «Либерти»
Я ушел, подарив на память капитану спичечный коробок и голубой вымпел Главсевморпути. Американец проводил меня до трапа.
— Началась весна, коммодор. Лед, наверно, стал мягче, — пошутил он на прощание.
На палубе весны пока не чувствовалось. Крепко морозило. Ветер крутил хлопья снега, слепил глаза. Я решил не возвращаться в Архангельск, остался на «Красине».
К полуночи выгрузка транспортов закончилась. С рассветом корабли выходили из Северодвинска. В назначенный срок порт опустел.
Ну, а в походе было так. Лед встречался крепкий, многослойный. Мы с трудом пробивались по обычному курсу. К вечеру удалось отойти не так уж далеко. С темнотой остановились. Ночью разбудил вахтенный. Радиограмма: «Воздух!» Восемнадцать самолетов Ю-88 летят курсом восток. Я вышел на мостик. Аннин уже был там и тихо разговаривал с вахтенным. Во льду, совсем близко, застыли затемненные громады транспортов. Среди них знакомые очертания ледоколов. Ни одного огонька.
И вдруг яркая вспышка на юго-востоке. Другая, третья. Отдаленный гул взрывов.
— В Северодвинске, Константин Сергеевич. Вовремя ушли.
Да, мы ушли вовремя. Но там наши. Сердце сжималось. Сколько труда, сколько усилий вложено в этот порт, родившийся во время войны…
* * *
К месту встречи с эскортом мы пришли в полном порядке и без опоздания. Подул самый благоприятный ветер, с юго-запада. Остановившись у кромки льда, дали три длинных гудка. Они означали: «До свидания, следуйте по назначению, впереди чистая вода».
С четырьмя гружеными транспортами, прибывшими из Исландии, двинулись в обратный путь.
Юго-западный ветер разрядил льды. Шли большими разводьями, иногда десятимильным ходом. Этот ветер всегда приносил нам удачу. Теперь-то я в этом не сомневался.
Участие в зимних конвоях основательно пополнило мои знания о ледовом режиме Белого моря. Проводка каравана до кромки и возвращение с транспортами к Северодвинску в среднем занимали у нас пять суток. Бывало, уходило и меньше, но бывало, и больше.
Правда, ледовая обстановка в 1943 году была не из тяжелых. К концу зимы мне представилось совершенно отчетливо, что успех плавания зависел от количества скопившихся льдов в горле и от их мощности, а количество льдов и мощность определялись быстротой выносного дрейфа и температурой воздуха. Чем медленнее движется ледяной поток в горле и чем ниже температура воздуха, тем хуже проходимость, и наоборот, чем быстрее движение льда и выше температура, тем проходимость лучше.