На Москву!
Шрифт:
– - Как, -- говорю, -- не быть.
– - Так вынь-ка его.
– - Зачем?
– - Вынь!
– - говорит.
– - Иначе ведь не отпущу. Вынул я крест, а он:
– - Целуй мне его на том, что ни меня, ни боярина моего не выдашь.
Я было туда-сюда, отлынивать, а он все свое:
– - Слухай, чоловиче: дружба дружбой, а своя шкура все же чужой дороже. Ведь я тебя, коли на то пошло, не пожалею; крикну, так тебя сей же час схватят.
Этакий ведь Иуда! Что с ним поделаешь? Хошь не хошь, пришлось целовать крест...
– - Но
– - Подай-ка мне ферязь и шапку.
Петрусь оторопел.
– - Да ты куда, княже? Не во дворец же к царю?
– - К самому царю -- упредить теперь же, пока он еще не ложился.
– - Помилосердствуй, милый княже! Ведь я же клялся...
– - Ни про тебя, ни про твоего приятеля не будет говорено ни, слова; но про заговор бояр мне умолчать нельзя, нельзя! Кто убрался из дворца вместе с Шуйским -- те, значит, с ним и заодно.
– - С Шуйским? Да разве я Шуйского тебе поминал? И мало ли Шуйских...
– - Шуйский главарь один -- князь Василий Иванович: дважды он уже злоумышлял против государя...
– - Нет, нет, не он, право, не он!
– - старался уверить мальчик, но дрожащий голос и смертельный испуг, написанный на лице его, говорили противное.
– - Ты его, Бога ради, не называй...
– - Хорошо, хорошо, и его не назову. Без того, авось, догадаются. Так где же ферязь?
Полчаса спустя Курбский был уже во дворце. Танцы, оказалось, кончились; большинство гостей разъехалось по домам; но Басманов, тесть государев Мнишек и некоторые другие из поляков оставались еще при государе. Говорить в присутствии врагов об измене русских бояр Курбский постеснялся, а потому велел вызвать к себе в приемную одного Басманова: этот новый любимец Димитрия, без всякого сомнения, оставался ему непоколебимо верен.
– - Доброго вечера, князь, -- были первые слова входящего Басманова.
– - Привело тебя сюда в столь поздний час верно что-нибудь совсем безотложное?
– - Да, боярин. Думал я было сперва побеспокоить самого государя...
– - Теперь он тебя все равно бы не принял. Эти господа поляки надумали устроить на днях для молодой царицы рыцарские игры -- турнир...
– - Мое дело, боярин, куда важнее этих игр...
Понизив голос, чтобы бывший в приемной караул не расслышал, Курбский рассказал о новом заговоре бояр и передал, по возможности, дословно то, что говорилось на их тайном совещании. Басманов ни разу его не прервал и нервно только покусывал усы.
– - Ты сам был также при этом?
– - спросил он, когда Курбский кончил.
– - Нет, но за верность всего рассказанного ручаюсь.
– - Ручаешься? Значит, слышал от совершенно верного человека?
– - Да.
– - Кто же он?
– - А уж этого, прости, не скажу. Я дал обещание никого не называть.
– - Даже зачинщика заговора?
– - Даже его.
– - Этакая ведь досада!..
– - пробормотал Басманов.
– - Сам я в тебе, князь, уверен; но не все тебе поверят на слово. Им подай все, как на
– - Этого они от меня не дождутся!
– - Доброй волей, да. Но они могут вырвать у тебя признание силой.
– - Пристрастным допросом? Если у них поднимется рука на невинного, то у меня достанет духу вынести всякие муки!
– - А может быть, и смерть? Но каково-то это будет для твоей молодой вдовы.
При упоминании самого дорогого ему в мире существа Курбский изменился в лице, но решимость его осталась та же.
– - Она перенесет это испытание Божие, -- сказал он, -- как переносила не раз и прежде.
– - Это твое последнее слово?
– - Последнее. Басманов пожал плечами.
– - Боюсь я за тебя, князь, крепко боюсь! Не пеняй же на меня.
С этими словами он удалился. Недолго погодя дверь из внутренних палат снова растворилась, но вошел уже не Басманов, а старший адъютант Сен-домирского воеводы, пан Тарло. При виде Курбского, на губах его давнишнего недруга заиграла зловещая улыбка.
– - По царскому повелению, ясновельможный князь, я вас арестую, -- объявил он; затем, обратись к начальнику дежурной немецкой команды, потребовал, от имени государя, эскорт в пять человек.
Выйдя из дворца, они повернули в сторону тайного сыскного приказа.
– - Вы сдадите меня князю Татеву?
– - спросил Курбский.
– - С удовольствием сейчас сдал бы, -- отвечал пан Тарло.
– - Но его милость, к сожалению, изволит уже почивать, а потому вам придется потерпеть до утра.
Несколько шагов они прошли молча. Нарушил молчание опять Курбский:
– - Вы позволите мне, пане, еще вопрос? Басманов во всей подробности докладывал обо мне государю?
– - Во всей подробности? Зачем! Государю было не до вас.
– - И, не зная дела, он велел отправить меня в застенок?
– - Как вам сказать?.. Как только Басманов начал про заговор, его величество перебил его: "Опять ты, Петя, с этими пустяками! Какие там заговоры?" -- Тогда пан воевода отвел в сторону Басманова, порасспросил его хорошенько, а потом уже спросил у государя разрешение сдать доносчика в руки князя Татева.
– - И государь разрешил?
– - Как видите.
– - Так имени доносчика ему даже не сказали?
– - Вашего имени? Для чего! А вот и ваше новое местожительство. Доброй ночи и приятных снов.
Тем временем оставшийся дома казачок Курбского с понятным беспокойством ожидал его возвращения. Напрасно прождав целую ночь, он понял, что с господином его приключилось что-то неладное. К беспокойству у него прибавились теперь еще угрызения совести: не он ли, Петрусь, разболтав о заговоре, всему причинен?
И скрыв даже от Биркиных отсутствие Курбского, чтобы избежать неудобных расспросов, он с утра же отправился на разведку.
"Кому лучше знать про все, как не этому приспешнику Басманова, Бутурлину?
– - рассуждал он сам с собою.
– - Так вот первым делом его и разыщем".