На Муромской дороге
Шрифт:
Из суматошной Думы Балабанов вернулся в родное Управление, где проработал до позднего вечера над составлением отчёта о давным-давно уже проделанной и благополучно забытой работе. К сожалению, наше начальство обладает куцей памятью, когда речь идёт о жаловании и наградных, но цепко хранит под черепной коробкой сведенья о никому не нужных бумагах.
Появление в кабинете Оловянного едва не ввергло Балабанова в состояние близкое к тоскливому, но, к счастью, подполковнику сегодня было не до скучных отчетов. Оловянный был настолько сильно чем-то ошарашен, что с него смело можно было писать картину «Не ждали». Обычно круглые глаза его ныне казались квадратными, а где-то в глубине расширенных зрачков прятались дикие красные огоньки, предвестники начинающейся шизофрении. В общем подполковник был явно сбит с толку и не нашёл в себе моральных
Подполковник обессиленно опустился на стул напротив Балабанова. Очумелость на его лице сменилась паникой. И, в общем Балабанов его понимал: одно дело статья полоумного Химкина в давно уже шизанутом «Комсомольском агитаторе», где чего только не напишут, и совсем другое – легализация призраков Генералитетом, когда они перестают быть бредом воспалённого ума и становятся объектом оперативных разработок.
– Ну, что молчишь?
Обычно подполковник говорил подчиненным «вы», но сейчас было не до милицейского политеса. Существуют эти призраки в реальности или нет, в данный момент было не самым главным. Главным было то, что они в два счёта могли похоронить карьеры, майора Балабанова и подполковника Оловянного. Возможно даже – кого-то рангом повыше. Или, страшно сказать, самого министра. Старческий маразм Хулио-Игнасио, подогретый сорокоградусной, грозил обернуться катастрофой если и не глобальной, то, во всяком случае, в рамках отдельно взятого и далеко не второстепенного министерства.
– Приказ подписан? – осторожно спросил майор у подполковника. – Сам министр подмахнул, – понизил голос до шёпота Оловянный. – Это какой-то кошмар.
Очень может быть, что подмахнул не читая. Текучка, будь она неладна. Скорее всего наверху не так поняли намёки Оловянного на Лох-Несское чудовище. Возможно, кто-то решил, что «призраки», это закодированное обозначение суперагентов, которых кто-то куда-то пытается внедрить.
– Ну и где мы теперь возьмём этих призраков?
Теперь уже в суггестию впал Балабанов. Что написано пером, то, как давно известно, топором не вырубишь. Тут нужен куда более тонкий инструментарий. Конечно, можно просто попросить аудиенцию у министра и разъяснить ему некоторое несоответствие приказа жизненным реалиям.
– Ты в своём уме? – постучал по сморщенному лбу кулаком подполковник Оловянный.
–
Кому как ни министру знать, где у нас реалии, а где нет. Стоит мне только заикнуться, что никаких призраков нет и в помине, как генералитет меня на куски порвёт. Это ведь коллегия готовит приказы. Можно сказать, разум нашего министерства.
Балабанов мог бы, конечно, намекнуть, что и разум подвержен болезням, но это было бы с его стороны наглым поклёпом на Руководящий и Направляющий орган, ибо предположить, что Генералитет сбрендил, мог только карбонарий, террорист и скинхед в одном лице. Крыша может поехать у народа, но никак не у тех, кто осуществляет за ним властный надзор. А если всё-таки невероятное происходит, то самое умное, что народ может сделать, так это подстроиться под шизофрению руководящих органов и выйти из сложившейся ситуации с наименьшими для себя потерями. В конкретном случае в роли народа предстояло выступить майору Балабанову и подполковнику Оловянному. – С приказом можно ознакомиться? – Балабанов вопросительно посмотрел на Оловянного.
Приказ, разумеется, был для внутреннего пользования, со всеми сопутствующими подобного рода документам угрозами в адрес лиц, допускающих утечку информации из стен родного учреждения. В принципе ничего такого уж сверхсекретного приказ не содержал. Были здесь призывы хранить честь мундира и как зеницу ока беречь частную собственность. Балабанов на своём веку таких грозных указивок видел-перевидел. Новым в приказе министра было только слово «экстремизм». Это жуткое слово так часто в последнее время звучало со страниц газет и экранов телевизоров, что любой даже самый тупой опер уже допёр, что именно оно будет отныне ключевым во всех сводках, отчётах, наградных листах и прочих бюрократических и поощрительных
Легко сказать – думай! Балабанов произнес в спину уходящему начальнику несколько нехороших слов, но, разумеется, не вслух. Если кто-то воображает, что ликвидировать несуществующую организацию проще простого, тот ничего не понимает в оперативной работе, юриспруденции и в управляющей государством бюрократической машине. Майора, не первый год работающего в органах, стоящая передним задача просто ужаснула. Дабы не тонуть в ужасе в одиночку, он привлёк к обсуждению проблемы лейтенанта Гонолупенко, как человека имеющего большой опыт работы с опасностями виртуального уровня и обладающего от рождения практической сметкой.
Гонолупенко ознакомившись с приказом и выслушав Балабановские разъяснения, озадаченно крякнул:
– Задачка-то, брат, глобального масштаба. – Это я и без тебя знаю, – вздохнул Балабанов. – Что делать-то будем?
– Будем действовать в рамках уголовного и уголовно-процессуальных кодексов, – сморозил очевидную глупость Гонолупенко. – Перво-наперво, следует установить цели и задачи, которые ставит перед собой организация призраков, потом – внедрить в организацию агентов и выявить вождей заговора, и наконец – расколоть организацию изнутри, с последующей её ликвидацией, как действующей и опасной для общества структуры:
– Тебе же русским языком сказали, – прошипел рассерженный Балабанов, – нет такой организации.
– Уже есть, раз её антигосударственная деятельность отмечена в приказе министра. А вот тут прямо написано – «взято под контроль главой государства». По нынешним временам это не шутка – десятки генералов останутся без погон, если мы с тобой оплошаем. Да что там генералы, политический кризис нам обеспечен. Ты нынешние новости смотрел?
– А что такое? – похолодел от дурных предчувствий Балабанов. – Молодёжные погромы на улицах Москвы. Как, по-твоему, должны реагировать на это руководители партии и государства?
– Найти зачинщиков и организаторов, – пожал плечами Балабанов. – Правильно, – обрадовался чужой понятливости Гонолупенко. – Вот генералитет их и нашёл. А наша с тобой задача, врагов отловить и представить обеспокоенному электорату.
– Скинхедов?
– Ну что это за опасность, прости господи, для уважающего себя государства – скинхеды, – поморщился Гонолупенко. – Бритые сопляки в наколках. Такими только торговок семечками пугать. Нет, брат, нам грозит серьёзная опасность. Настолько серьёзная, что своими силами мы с ней никак не справимся. Против призраков надо ополчать всё цивилизованное человечество. Задачу уяснили, майор Балабанов?
Балабанов уяснил. Задачу ему, разумеется, поставил не лейтенант Гонолупенко и даже не министр – задачу поставило само время. Можно было конечно сетовать на дурость простого народа в лице Хулио-Игнасио, с его глупыми суевериями, на безответственность отечественной интеллигенции в лице Портсигарова и Химкина, сотворивших, с невольной подачи самого Балабанова, очередную видимость, но пользы от такого сетования никакой. Портсигаров прав: видимость в очередной раз оказалась для власть предержащих нужнее реальности, а следовательно, кровь из носу, должна быть подтверждена фактами. Машина заскрежетала своими шестерёнками, с наглой претензией перемолоть не одну человеческую жизнь. Самое страшное, что остановить эту машину не сможет, пожалуй, уже никто, ни генералитет, ни министр, ни даже сам президент. А майору Балабанову не остаётся ничего другого, как либо стать одним из винтиков этой машины, либо разделить участь тех, кто станет жертвой Молоха, жуткого чудовища, живущего своей непонятной ни простым смертным, ни власть предержащим жизнью.