На Муромской дороге
Шрифт:
Если судить по лицам собравшихся здесь людей, то никто господина Массальского не понял, что же касается Балабанова, то он даже и не стремился понять. Для него слово «интеллектуал» давно уже стало синонимом слова «придурок», и уяснить он пока что не мог одного – является ли подобного рода заявления игрой хитрых людей, пускающих таким образом пыль в глаза доверчивому электорату, готовому за каждой малопонятной фразой видеть кладезь ума, или эти деятели действительно находятся в завершающей фазе психического распада, когда мыслям становится тесно в мозгу, иссыхающем от мании величия, и они начинают
– Так вы, господин Массальский считаете, что призраки могут быть порождением не столько человеческой цивилизации, сколько природным феноменом? – осмелился, наконец, уточнить существенное представитель министерства иностранных дел.
Господин Массальский демонстративно развёл руками, а его многозначительное лицо стало ещё многозначительнее. Генералитет опять ничего не понял ни в жестах кремлёвского оракула, ни в уточнениях мидовского интеллектуала. Балабанов, поднаторевший в среде шоуменов и усвоивший все без исключения наречия каймановского языка, на которых изъясняется наша элита, сжалился над пребывающем в мучительном недоумении Генералитетом и перевёл мысли оракула с изысканного на общедоступный:
– Господин Массальский предполагает, что призраки не что иное, как натуральные привидения, присланные Низом с целью сбора информации.
– Каким ещё Низом? – не понял Генералитет теперь уже собственного майора. – Речь идёт о персонификациях энергетических полей, носителей отрицательного заряда, именуемых в просторечии зоной действия Сатанинских сил, – пояснил Балабанов и сам ужаснулся собственным словам.
Разумеется, ужаснулся он не предстоящему предполагаемому вмешательству сатанинских сил в дела человеческие, а собственным мыслям, которые, чего доброго, могли быть предвестниками шизофрении. К счастью, господин Массальский пришёл на помощь милицейскому офицеру, впавшему в интеллектуализм.
– Господин Балабанов совершенно правильно понимает стоящую перед обществом задачу, поэтому я предлагаю именно ему поручить расследование этого запутанного дела.
Самым скверным для начальников было то, что они так и не уяснили в полной мере, какие именно задачи поставлены перед исполнительным майором, а следовательно никто не знал, каким будет конечный результат. Представитель МИДа переглянулся с представителем ФСБ. Лысоватый господин в штатским вскинул густую бровь. Генералы в мундирах недоумевающе загудели, не в силах постичь глубины замысла кремлёвского стратега, что в будущем могло обернуться большими неприятностями для проявивших расторопность не в ту сторону.
Балабанов в глубине души Генералитету сочувствовал. Золотое время, когда верховная власть чётко и однозначно формулировала свои установки и требовала их неукоснительного воплощения в жизнь, канули в лету. Ныне наверху плавал лишь тот, кто мог безошибочно вычленить из мутного потока бессмысленных фраз, неясных обещаний и расплывчатых формулировок именно ту идею, которая владела умами кремлёвских стратегов, но никогда не произносилась вслух, дабы не вызвать раздражения у вечно недовольного жизнью электората.
Балабанов из всех этих слов, недомолвок, вскидываний бровей, разведения рук и прочих мимических жестов твёрдо уяснил
Балабанов, получивший благословение из высших сфер, был отпущен в большую жизнь растерянным и расстроенным Генералитетом без обычных напутствий и накачек, ибо никто из членов Высокой Коллегии понятия не имел, каким образом можно бороться с персонификациями отрицательных энергетических полей, в просторечии именуемыми привидениями или призраками.
Если судить по внешнему виду подполковника Оловянного, то он в ближайшее время должен был либо выйти в интеллектуалы, с последующим стремительным продвижением по службе, либо окончательно рехнуться и угодить в психушку до скончания дней. Балабанову начальника было жаль. Оловянный, несмотря на занудливость и излишнее рвение, был в общем неплохим человеком. Самым главным его недостатком было то, что он слишком прямолинейно понимал распоряжения начальства и пытался воплотить их буква в букву, что по нынешним временам, склонным к лицемерию, могло в два счёта погубить его карьеру.
– Ну и как мы теперь будем отлавливать этих призраков? – спросил подполковник, со стоном падая на стул.
– А кто тебе сказал, что нам поручено их ловить? – пожал плечами Балабанов. – Так ведь… – Оловянный тоже развёл руками, как это сделал десять минут назад господин Массальский, но жест его не был бы никогда расценен аналитиками как загадочно-гениальный, скорее уж он откровенно оповещал мир о полном интеллектуальном бессилии.
– Наша задача – отслеживать проявления отрицательных энергетических полей и брать на заметку, а возможно и за шиворот лиц, подверженных их влиянию.
Всё-таки как жаль, что подполковник не прошёл школу великого шоумена Портсигарова, а потому его негибкий ум отказывается принимать новые стратегические подходы, начинающие главенствовать в мировой политике, даже в разжеванном подчинённым виде. Балабанов готов был и дальше продолжать просветительскую беседу, но в этот момент на пороге кабинета появился озабоченный лейтенант Гонолупенко, с давно ожидаемым докладом.
– Химкина похитили. – Нам об атом уже известно, – вздохнул обречённо Оловянный. – По уточнённым данным, – Гонолупенко подмигнул Балабанову, – Химкина похитили совсем не призраки, а совершенно неведомые нам службы.
– Вот тебе раз, – возмутился Балабанов, мигом догадавшийся, что дело развивается отнюдь не по написанному им сценарию. – А куда Портсигаров смотрел?
– Портсигаров опоздал буквально на пару минут. Химкина вырвали из-под самого его носа.
– А кто такой Портсигаров? – насторожился Оловянный, не вполне понимающий, о чём столь оживлённо беседуют его подчинённые.
– Это наш лучший агент в стане призраков, – пояснил Балабанов, мучительно соображающий, что это ещё за спецслужбы, вздумавшие столь бесцеремонно вмешиваться в чужую игру. – Позвольте, – возмутился Оловянный. – Как вам удалось его внедрить к призракам, если они всего лишь сгусток энергии, а не материя.