На нашей ферме
Шрифт:
— А ну, проваливайте ко всем чертям! — негодующе заревел отец, пинками разгоняя собак.
— Ребенок! Дай мне ребенка! — пронзительно кричала мать, вцепившись в отца.
— Пошли отсюда! — гаркнул Андерсон, замахиваясь на псов огромной ножищей.
— На место, Булли! — скомандовал хозяин бульдога.
Наконец всех собак изгнали за дверь, вслед за ними полетела и ящерица.
Церемония скоро окончилась. Все сияли от удовольствия, все, кроме Бартоломью. Он мирно спал. Но пастор, брызнув ему водой в лицо, бесцеремонно разбудил его. Поглядев на странное сборище, Бартоломью разревелся. Мать успокаивала
— Наверное, животик пучит, — сочувственно прошептала миссис Райен, и миссис Джонсон понимающе кивнула головой.
Мать снова взяла его на руки и показала собаку, но собаки не привлекали Бартоломью. Тогда Сэл выбежала с ним во двор и посадила его на старенького пасторского мула, стоявшего у изгороди в глубоком раздумье. И Бартоломью немедленно успокоился!
Длинный стол, сооруженный в сарае, был заставлен всякой снедью. Отец пригласил общество приступить к трапезе. Гости расселись на скамьях и принялись разглядывать убранство. Стены сарая были украшены зелеными ветками и початками кукурузы. В углу стояли мешки с лущеным зерном, а с балки свешивалась старая сбруя — отец охотно давал ее взаймы всякому, кто бы ни попросил. Вместе с Пэдди Мелони он раздавал жаркое; отец стоял у одного конца стола, а Пэдди — у другого. Оба орудовали длинными ножами. Отец священнодействовал молча и сосредоточенно, Пэдди же сопровождал все свои действия веселыми прибаутками.
— Вам курочки или свининки? — громко вопрошал он, выразительно лязгая ножом, и отваливал на протягиваемые ему тарелки солидные порции мяса.
Когда гости требовали от него добавки, он советовал им «добавить у себя дома». Пастора он называл «хозяином». В общем, Пэдди был в своей стихии!
Пир удался на славу. Гости сидели за столом, пока не опустошили все, что было наготовлено. Затем все вернулись в дом и начались танцы. Весь вечер до глубокой ночи не умолкая пиликала гармоника, а во дворе у повозок мелькали силуэты утомленных женщин с ребятишками на руках.
На выгоне измотанные мужчины, промокшие до колен от обильной росы в высокой траве, звали и ловили своих лошадей.
Какие странные и причудливые очертания принимало все это в темноте! И только, когда уже совсем рассвело, на восходе солнца последняя повозка, тяжело громыхая колесами, укатила с крестин Бартоломью.
Глава 2. Прощай, старая ферма!
— Кис, кис! — Сара звала кошку, стоя с блюдечком молока у самой двери.
Кошка грелась на солнышке, моргала глазами, игриво перевернулась на спинку, но не шла.
— Ты уже и на молоко не смотришь! Совсем заелась! — сказала Сара, возвращаясь на кухню.
Кошка лениво мурлыкнула, как бы подтверждая правоту ее слов.
Теперь в Шингл-Хат все наедались досыта. Миновали трудные времена. На ферме все дышало достатком и довольством. На лугу паслись широкозадые крепкие лошади, упитанные и свежие. Загон был полон породистых
Шесть лет подряд мы собирали превосходный урожай пшеницы. Что ни делал отец, все сходило гладко. Если он запаздывал вовремя посеять, обязательно начинались сильные дожди. Если у других фермеров сорняки глушили ранние посевы или их поражала ржа либо еще какая-нибудь нечисть, у нас пшеница отлично всходила и давала обильные урожаи. Случалось и так, что дождей не было вовсе: они как будто нарочно поджидали, пока отец примется сеять. У Андерсона, Джонсона и других соседей ранние всходы выгорали и гибли, а на нашу пшеницу любо-дорого было смотреть! И отец стяжал себе славу человека дальновидного, упорного и практичного. Соседи похваливали его, ставили своим сыновьям в пример: вот чего можно добиться от земли, если приложить руки и пошевелить мозгами.
Но отцу все было мало. Он поговаривал о том, чтобы продать нашу ферму, да получить где-нибудь в другом месте участок побольше, акров так в тысячу, и поставить хозяйство на широкую ногу. Мать была против: она считала, что нам хорошо и здесь, в Шингл-Хат. Лучшего она и не желала. Много она потрудилась за свою жизнь, отдала ферме лучшие годы. Экономила каждый кусок — каких трудов ей стоило выкормить и выходить нас. И теперь ей хотелось одного — дожить здесь остаток своей жизни, спокойно умереть и лечь в землю неподалеку от своего дома.
Но все остальные были согласны с отцом. Мы жаждали какой-нибудь перемены и не задумывались, что она принесет с собой‚ — нам только хотелось куда-нибудь перебраться. Собрать пожитки, согнать скот, ночки две проспать под повозкой на пути в обетованную землю… Так сладостно было помечтать обо всем этом! Нам не терпелось поскорее дожить до этого дня.
— Ну как, никаких следов? — спросил отец Дейва, только что возвратившегося с поисков пропавшей лошади.
— Никаких‚ — ответил Дейв.
Он слез с коня и, прислонясь к изгороди, стал жевать соломинку. Отец прислонился к другой стороне изгороди и думал.
Неподалеку от нас строился новый дом. Его сооружали Дональд Мак-Интайр, широкоплечий шотландец, отличавшийся страстью к политике, и некий Мак-Дональд. Мак-Дональд, напротив, политики терпеть не мог, его интересы ограничивались только погодой, выращиванием тыкв и сквернословием. Дональд Мак-Интайр стоял на стропилах; он что-то яростно доказывал Мак-Дональду, стоявшему на земле, и угрожающе замахивался на него кровельным молотком.
Отец и Дейв прислушались.
— Давай слезай, ах ты!.. — орал снизу Мак-Дональд.
Мак-Интайр спрыгнул со стропил, и они стали гоняться друг за другом вокруг домика.
— Сейчас будет драка! — возбужденно воскликнул Дейв. — Давай посмотрим!
И он было припустился бежать туда, но в этот момент на дворе появился Джо.
— Я н-нашел ее, — проговорил он задыхаясь.
— Где? — нетерпеливо спросил отец.
— А т-ты уг-гадай!
— Говори скорее, где лошадь, мальчишка?
— Т-там, в колодце.
— Что? — прошипел отец сквозь зубы, тыча кулаком в воздух, — Издохла?