На неведомых тропинках. По исчезающим следам
Шрифт:
– Все выясним.
– Да, – добавил Марк дрогнувшим голосом.
– Это может быть совпадением, – пояснила я. – Выворачивать пальцы не обязательно. Узнайте, где взяли петарды, и кто, если таковой был, подал идею позлить вория.
Алиска показала язык и шутливо отсалютовала мне рукой.
Парень кивнул, не в силах перестать коситься на легенду зимы. Глядя им вслед, я вспоминала слова дочери, сказанные здесь же:
«Я помогаю отцу, и мне это нравится. Нравится притворяться, лгать, подталкивать».
И вот теперь о помощи попросила я, вернее, не просила,
– Думаешь, не случайность? – спросила Пашка, когда они свернули на ведущую к столовой тропинку.
– Стоит стяжателю покинуть логово, как он теряет связь с вещами. – Я пошла вдоль кустов сирени. – Другого способа вынести книги из библиотеки я не вижу. Так что, да, думаю, его выманили.
– Зачем? В книгах действительно что-то есть?
– Возможно. В книге. В одной. У «Хроник эпохи истребления» и «Забытой истории запада» есть копии. А у дневника Тура Бегущего – нет. Если книга не уникальна, то кража лишена смысла.
– Картэн сказал, он жил не в то время.
– Да, но он много ездил, много слышал и видел. Легенды, слухи, страшные сказки на ночь, – я вздохнула. – Это пока единственная надежда, если нам хотят помешать, значит, мы на правильном пути.
Я позволила себе легкую улыбку, потому что страх ослаб, отступил на один шаг. Да, люди такие, они живут, пока думают.
Пашка оскалилась, выпрямила спину и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, выжидающе замерла, сложив руки на груди.
– Не думал, что увижу тебя здесь снова, Прасковья, – протянул вышедший спустя минуту на дорожку мужчина. Только он один называл ее так.
Змея зашипела, но как-то тихо, без злости, клыков, когтей и темнеющей на коже чешуи.
– Ты редко утруждаешь себя этим, Угрим. – Она рассматривала ледяного учителя моей дочери, кривя губы от презрения.
Не в первый раз замечаю: там, где прошла легенда зимы, вскоре появлялся ледяной колдун. В светлых глазах мужчины не отражалось ничего: ни радости, ни ненависти. Бывшие любовники. Бывшие враги. Земля детей не пускала сюда тех, чьи сердца полны ненависти. Эти двое не могли быть здесь. И, тем не менее, были.
Угрим едва заметно усмехнулся и картинно похлопал в ладони. Ни один звук не сопровождал этот нарочитый жест.
– Браво, Прасковья, ты сумела обуздать звериные инстинкты.
– С инстинктами все в порядке, просто твоя персона, Угрим, для них обесценилась. – Пашка отвернулась и, подхватив меня под руку, зашагала в сторону.
Мужчина остался стоять, всматриваясь в темные окна библиотеки, по-прежнему оставаясь таким же равнодушно-замороженным.
– Впечатляюще, – пробормотала я. – Ты и в самом деле успокоилась? Или опять лазейка в магии? Как в прошлый раз земля детей впустила тебя в его отсутствие?
– Я даже не знаю, был ли он тогда здесь, – фыркнула явидь, и тихо добавила: – Мне не до ерунды. Угрим не стоит и волоска Кости. Высшие уберегли, и мой Невер не от него, не от горничной Алисы Седой. – Она рассмеялась, только смех вышел совсем уж невеселый.
Мартын не пришел на ужин. Причин этому могло быть множество: от банальной
Марик и Алиса так же не появлялись. А вот поджигатели петард на отсутствие аппетита не жаловались, один из них на ходу запихнул в рот бутерброд и выбежал за дверь. В одном из залов, где столы покрыты скатертями, а еду разносят на подносах, сидели две подружки Марта. Брюнетка шмыгала носом и чесала покрасневшие ладони, рыженькая успокаивала. Первая любовь – дело хлопотное, это я по себе знаю.
Но червячок сомнения и тревоги продолжал подтачивать изнутри. Поэтому через десять минут мы стояли перед одноэтажным деревянным домиком. Такому самое место в сказке о трех поросятах, только серого волка по соседству не хватает.
– Уверена? – спросила я Пашку.
– Следы не врут.
Сразу от входной двери начинался широкий коридор с дверьми, что вели в ученические спальни. В той, куда привел нас запах Мартына, никого не было. Лишь голубая в полоску футболка, что была на парне с утра, небрежно валялась на кровати. Обычная комната, не очень большая, но и не маленькая, стенной шкаф с распахнутой дверцей, стол, стопка тетрадей, вечно покачивающийся маятник, рамка с фотографией скудного горного пейзажа, с которой она, похоже, и продавалась. Ни ноутбука, ни планшета. Хотя толку от устройств на земле детей немного, без выхода в интернет они мало чего стоят. В стаканчике от канцелярского набора ни одной ручки, ни одного карандаша. Покрывало на кровати смято.
– Что ж, мы знаем, что он здесь был, – сказала змея.
– Он хотел поговорить с книгочеем. – Я вышла в коридор и громко крикнула. – Алексей!
Просто наудачу. Того, с кем хотел поговорить молодой целитель, могло не быть в комнате, в корпусе, да и вообще, в filii de terra.
Несколько секунд в коридоре стояла тишина, а потом Пашка развернулась к двери справа. Створка приоткрылась, и в коридор выглянула вихрастая, неопределенного окраса голова.
– Мартын у тебя? – спросила явидь и, не дав парню открыть рот, нагло протиснулась в чужую комнату.
– Эээ… нет. Пару часов как ушел. – Парень посторонился, пропуская улыбающуюся девушку в комнату.
Длинный, худой, с выступающим вперед носом и подбородком – когда повзрослеет, его лицо станут называть хищным, но пока круглые детские глаза придавали будущему хищнику наивный и растерянный вид.
В комнате книгочей был не один. На кровати, на темно-зеленом покрывале, сидел черт. Круглые копыта, жесткие курчавые волосы, скромные рожки и черные вздернутые губы. В смуглых руках – книга, вернее, тетрадь в желтом кожаном переплете.