На новой земле
Шрифт:
Судха была благодарна брату и за то, что теперь они вместе наблюдали непостижимый феномен родительского брака. Брак этот не был ни счастливым, ни особенно несчастным, и больше всего Судху расстраивал как раз факт полного отсутствия эмоций с обеих сторон. Она поняла бы скандалы, наверное, даже пережила бы развод. Она вечно ждала хоть какого-то проявления чувств со стороны отца или матери, но так и не дождалась. Единственным свидетельством того, что отец и мать когда-то были молоды и даже счастливы, были немногие лондонские фотографии. На них мать выглядела красоткой, стройная, с высокой прической, явно сделанной в парикмахерской, с маленькой сумочкой, свисающей на цепочке через локоть. Ее облегающие фигуру сари, явно купленные в дорогом магазине, по подолу были украшены причудливыми узорами из птиц и цветов. Отец тоже смотрелся настоящим франтом,
Вейленд стал для них настоящим шоком, сломал их. Внезапно родители осознали, что сами обрекли себя на пожизненное клеймо «иностранцы», что никогда не станут своими ни в одной стране. В Лондоне мать училась в университете и мечтала обучать малышей по системе Монтессори, но в Америке она не работала ни дня, даже водить машину не научилась. После рождения Рахула она поправилась на двадцать фунтов, а отец сложил в чемодан свои щегольские костюмы и вместо этого теперь одевался в дешевые джинсы. В Вейленде родители превратились в пассивных, необщительных и несчастливых эмигрантов, вечно боящихся нарушить тот или иной неписаный устав маленького городка. Как ни странно, жизнь в Вейленде казалась гораздо более суровой, чем жизнь в таких мегаполисах, как Калькутта или Лондон. Теперь они во многом полагались на детей, особенно на Судху. Именно она объясняла отцу, что он должен не просто отгрести сухие листья в близлежащий лес, а собрать их мешки и выставить около ворот. Ей поручали звонить в ремонтные мастерские, когда дома выходили из строя бытовые приборы, разговаривать с рабочими, когда наставало время делать ремонт. Так получилось, что Рахула эти проблемы как-то не касались. Судха переживала за родителей, тот факт, что они родились в Индии, а не в Америке, казался ей сродни хронической болезни. Рахул же смотрел на вещи с практической, даже немного циничной точки зрения.
— Не суетись ты так, — снисходительно говорил он сестре. — Ведь их никто сюда не тянул, верно? Баба приехал в Америку, чтобы разбогатеть, а ма вышла за него замуж просто потому, что ей ничего другого не оставалось.
Таков был Рахул, он ясно видел недостатки своей семьи и никогда не щадил чувств Судхи, всегда высказываясь напрямую.
Судха вновь увидела брата только по окончании следующего семестра. Ее уже приняли в Лондонскую школу экономики, и в июне она приехала на неделю домой в Вейленд. Она решила полностью посвятить этот приезд родителям: смотрела Уимблдонский турнир с отцом по телевизору, возилась с матерью на кухне, даже заказали им новые шторы для спальни. Она почти не выходила из дома, в то время как Рахул надолго уезжал куда-то, а когда возвращался, не давал никаких объяснений. На каникулы он устроился работать официантом в морской ресторан в городке под названием Ситюейт в тридцати милях от Вейленда, работал в ночную смену, а днем спал или где-то пропадал. У него появились новые друзья, такие же официанты, как и он, и домой он их не приглашал.
Его отстраненность задевала и обижала Судху, но родители вроде не возражали. В те дни Рахул казался постоянно чем-то недовольным, дома не мог усидеть ни секунды, все время куда-то спешил: то на работу, то в спортзал качать мышцы, то в прокат видеофильмов, откуда он приносил их пачками и смотрел по ночам, пока домашние спали. Они с Рахулом не ссорились, да и вообще почти не разговаривали, но иногда, когда они сталкивались в холле или на лестнице, у Судхи возникало неприятное ощущение, что брат презирает ее. Конечно, напрямую он никогда не выражал своего отношения, но самый отказ от общения был прямым ударом по ее самолюбию. И это ее маленький братец, который когда-то боготворил свою старшую сестру? Видимо, в какой-то момент Рахул пересмотрел свои взгляды на жизнь и больше не считал ее лучшей подругой, с которой можно беседовать обо всем на свете. Поначалу Судха боялась, что брат опять попросит съездить с ним в винный магазин, но он даже не заикнулся об этом: видимо, теперь у него был другой источник алкоголя. Судха была уверена, что Рахул прячет пиво в своей комнате: однажды ночью она явно слышала позвякивание льда о стенки стакана.
Мать жаловалась, что оценки Рахула за второй семестр
— Ты не могла бы поговорить с ним? — спросила мать. — Выяснить, что случилось?
Судха встала на защиту брата, объяснила матери, после окончания школы многие студенты проходят через стадию творческого кризиса: в конце концов, в университете они впервые оказываются вне домашнего прессинга и должны хорошенько оглядеться по сторонам прежде, чем выбрать себе дорогу в жизни, прочем, отца ее аргументы не убедили совершенно, отец не устраивал Рахулу сцен, но Судхе как-то сказал: горечью:
— Похоже, наш сын сбился с пути истинного. Это — не мучительный выбор будущей профессии, дочь, а обычное безделье, каприз избалованного лодыря.
Отец сказал, что не собирается платить астрономические суммы за обучение Рахула только для того, чтобы тот мог смотреть на занятиях французские фильмы. Ее отец не терпел неудачников, не потакал ни своим капризам, ни чужим. Он всегда напоминал детям, что в молодости вынужден был полагаться только на свои силы. Поэтому Судха все время чувствовала себя немного виноватой — сколько бы она ни училась, какие усилия ни прикладывала для того, чтобы оправдать ожидания родителей, все равно ей казалось, что ее успехи не заработаны честным трудом, а каким-то образом преподнесены ей на блюдечке родителями. И отец, и мать происходили из бедных калькуттских семей; в свое время обе бабушки вынуждены были продать все свои золотые украшения, переданные им по наследству, чтобы сохранить крышу над головой своих домашних и уберечь их от голода. Эти нравоучительные истории из жизни индийской бедноты, хотя и раздражали Судху безмерно, в трудную минуту подбадривали ее. К тому же ей казалось, что героическое поведение бабушек в прошлом связывает ее родителей гораздо сильнее настоящего — в отсутствие любви одинаковое мировоззрение было тем клеем, на котором держался их брак.
И вот однажды вечером она решила поговорить с Рахулом и постучалась в дверь его комнаты. Брат валялся на неубранной постели, слушая музыку в наушниках и листая потрепанный томик пьес Беккета. Увидев ее стоящей в дверях, он отложил книгу в сторону, но не торопился снять наушники, просто смотрел на нее, настороженно и даже враждебно. На полу возле кровати Судха заметила глиняную чашку, полную кубиков льда и какой-то прозрачной жидкости. Рахул не предложил ей выпить, теперь он играл в их старинную игру в одиночестве.
— Ну, что новенького в школе? — спросила она нарочито легким тоном.
Брат взглянул на нее исподлобья. Глаза у него были красноватые, воспаленные.
— Ты должна была заметить, что у меня каникулы.
— У тебя сильно снизилась успеваемость, Рахул. Тебе надо больше заниматься.
— Я и так много занимался, — сказал он угрюмо.
— Я знаю, что первый год всегда очень тяжелый.
— Я много занимался, — повторил он упрямо. — Но преподаватели меня ненавидят. Я, что ли, в этом виноват?
— Перестань, я уверена, что они нормально к тебе относятся, — начала Судха. Она хотела сесть рядом с ним на кровать, но потом передумала и так и осталась стоять у двери.
— В чем ты, черт тебя подери, уверена? — резко спросил Рахул, и Судха даже вздрогнула от неожиданной грубости.
— Что ты злишься, я же просто хочу помочь!
— А я не просил твоей помощи. Мне не нужно помогать, поняла? Тебе не приходило в голову, что я доволен своей жизнью без твоей дурацкой помощи?
Обиженная, растерянная, Судха беспомощно замолчала. Конечно, она часто вмешивалась в жизнь брата, практически с самого рождения привыкла «помогать» ему. Она вовсе не искала лидерства, просто ей казалось, что таков долг старшей сестры. Как иначе быть сестрой, она не знала.
— Ты даже не живешь здесь. — Рахул приподнялся на кровати и выплевывал слова ей в лицо. Глаза его превратились в узкие гневные щелки. — И ты думаешь, что можешь вот так заехать сюда на пару дней и все исправить? А потом навсегда исчезнуть в этом дурацком Лондоне? Ты так считаешь?
Судха посмотрела на него, на чашку около кровати, пытаясь вычислить, сколько он уже выпил за вечер и где он спрятал бутылку. Она подумала о родителях, спавших по другую сторону холла, и ей стало за них обидно до слез.