На охотничьей тропе
Шрифт:
— А что Андронников?
— Да что. Попросили Илью уничтожить волков, так начал кочевряжиться. Времени, мол, нет пустяками заниматься.
— Ишь ты! — воскликнул Жаворонков. — А ты давно, дед, знаешь Андронникова?
— Как же, с измальства. Да и отца его ещё знавал. Цепкий был старик, богато жил. У охотников пушнину скупал да в город возил перепродавать. Самим некогда было разъезжать, а купцы редко навещали. Нужда приспичит, идёшь к Константину Фролычу, даст тебе за первача-лисовина копейки, а сам вдесятеро дороже продаст.
— Да, Илья весь в отца пошёл, — заметил колхозник Ветров. —
— Верно, верно, дадут, — поддержал Прокопьев.
— Ну пока, папаши. Будьте здоровы! — заторопился Афанасий Васильевич, вскочил со скамейки и направился к двери. За ним последовал заведующий участком.
Старики удивлённым взглядом проводили гостей.
Жаворонков с Прокопьевым ехали по перенесённой снегом дороге после недавно прошедшей метели и молчали. Каждый думал о чём-то своём. Лошадь, почуяв опущенные вожжи, шла медленно, нехотя переставляя мословатые ноги.
Сгущались сумерки. В ста метрах не было ничего видно. Лишь изредка по обе стороны дороги проплывали вехи из камыша, кем-то заботливо выставленные, чтобы не заблудились проезжие.
Парторг первый нарушил молчание.
— И мы, руководители, Сергей Селивёрстович, во многом виноваты. Не знаем как следует своих охотников, мало интересуемся ими. Закрылись в свою скорлупу и боимся из неё вылезти. А таких, как Андронников, на выстрел нельзя подпускать к промыслу, а вот Салим… Этот случайно попал в хитро расставленные Ильёй сети. Семья большущая, шестеро ребят — один одного меньше, дочь больная. Нам надо было давно поинтересоваться им и помочь… И не допустил бы человек ошибки.
— Верно, Афанасий Васильевич.
Жаворонков подстегнул вожжой лошадь и продолжал:
— Ты слышал, Сергей, о чём старики меж собой в колхозе говорили? Век свой отживают, а мысли у них совсем молодые… Хорошие мысли!.. И ты знаешь, после их разговора я два вывода сделал. Во-первых, надо постоянно изучать своих охотников, знать их не только на промысле, но и в быту. Во-вторых, помнишь, они высказывали соображения насчёт выведения новой породы сибирского скота. Почему бы и нам не подумать об этом. Мы могли бы организовать отбор ондатры и получить новый, более ценный мех. Я встречал у нас не только бурых, но более красивых ондатр: дымчатых, чёрных, жемчужного цвета и даже белых. Учёные заметили ещё одну особенность: ондатра, живущая в долинах рек, бывает, как правило, крупнее и с более ценной шкуркой Это связано с кормовыми условиями, которые там значительно лучше. Значит, надо заняться и преобразованием кормовых угодий…
— Это у нас в некоторой мере проводится, — заметил Прокопьев и улыбнулся. — Вспомни разговор с Благининым, он уже начало сделал.
— Это верно. Но надо всем включиться в эту работу, — проговорил Жаворонков, затем немного помолчал и задумчиво добавил: — Хороший у нас народ. Сами, не дожидаясь, когда им подскажут, начинают искать новое, а порой и того, кто должен этим заниматься, подталкивают.
Из-за невысокой гривы, которую медленно обогнула кошёвка, показался недалёкий мерцающий огонёк охотничьей избушки.
Глава шестнадцатая
Промысловики собрались в красном уголке —
В повестке дня собрания два вопроса: об охране пушных запасов и обсуждение поведения Ильи Андронникова с Салимом Зайнутдиновым. Оба вопроса были связаны общим содержанием: охраной и умножением пушных богатств.
Привычным движением Прокопьев откинул назад сбившиеся на лоб волосы и открыл собрание.
— Сегодня мы должны решить, — сказал он, — как будем строить дальше работу: или попрежнему будем топтаться на месте и отлавливать только тех зверьков, которых производит сама природа, или будем увеличивать производство ондатр.
— Это как же понимать, Сергей Селивёрстыч? — часто моргая хитроватыми глазами, проговорил Тимофей Шнурков. — Ловить ондатру будем или сиводушек, ставить в станок и искусственно осеменять, как то в колхозах со скотом проделывают, или ещё как? А деда Нестера старшим осеминатором поставить…
Охотники дружно захохотали. То басовитые и охрипшие, то звонкие и захлёбывающиеся, их голоса гремели в маленькой комнатке, вырываясь сквозь тонкие стёкла двух окон в ночную степь.
Поднялся парторг, выждал, когда смолкнет смех, и без нотки раздражения сказал:
— Строить пункты искусственного осеменения мы, конечно, не будем, Тимофей Никанорыч, а вот природу надо заставить послужить нам. Вы, наверное, все слышали о Мичурине Иване Владимировиче. Так вот он говорил: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у неё — наша задача»…
— Это-то мы слыхали, — перебил Жаворонкова Тимофей, — так это к яблокам да персикам относится, а мы-то какое к тому отношение имеем, мы-то какие милости возьмём?
— И возьмём! — с уверенностью сказал парторг. — До недавнего времени многие считали, что мичуринские положения только к растениям относятся, а некоторые вообще не верили, что можно природу переделать. А сейчас и эти немногие маловеры убедились на фактах нашей действительности. Полезащитные полосы, ветвистая пшеница, новые породы скота, несметные стаи кефали в Каспийском море, где она раньше никогда не приживалась, — разве это не результаты мичуринского учения, претворённые в жизнь его последователями? Так-то вот, Тимофей Никанорыч.
— Так-то оно так, да как у нас-то будет?
Жаворонков улыбнулся. «Вот ведь как получается, — подумал он. — Скажи тому же Тимофею: волки в Орлянкиной пади появились, надо уничтожить. Не задумываясь скажет: «Сделаю!», потому что уверен и знает, как к этому приступить, а вот новое дело начинать боится, а оттого, что не знает, с какого бока к нему подойти. Учить необходимо людей, чтобы понимали не только, как уничтожить зверя, а и как его выращивать».
— Начало у нас уже есть. И начало это сделал ваш товарищ, Иван Петрович Благинин. Да, он. Вот мы и попросим его рассказать об этом…