На орлиных крыльях
Шрифт:
Самой значительной частью психологической подготовки спасателей Саймонс считал бесконечные тренировки штурма тюрьмы. Он был уверен, что тюрьма, конечно же, не окажется точно такой, какой описал ее Коберн, что в план придется вносить поправки на ходу. Ни один рейд не проходил точно то сценарию – это он знал лучше всех.
Перед рейдом на Сантей тренировки и прикидки длились несколько недель. Для этого на военно-воздушной базе в Эглине во Флориде из досок и брезента была построена точная копия лагеря для военнопленных. Тогда все это приходилось каждый раз перед рассветом разбирать, а собирать только с наступлением темноты, потому что регулярно, дважды в день, над Флоридой пролетал русский разведывательный спутник «Космос-355».
Никогда не забыть ему того момента, когда он обнаружил ошибку. Высадив десантников, вертолет снова поднялся в воздух. В это время из стрелковой ячейки показался испуганный вьетнамский часовой, и Саймонс уложил его выстрелом в грудь. Началась стрельба, ярко вспыхнули осветительные ракеты, тут Саймонс увидел, что стоящие бараки вовсе не похожи на здания лагеря Сантей. «Давай заворачивай этого сраного летуна обратно», – крикнул он радисту и приказал сержанту обозначить фонариками место посадки.
Саймонс понял, где они оказались – в четырехстах метрах от лагеря Сантей, среди бараков, обозначенных на разведывательных картах, как школьные здания, и здесь кругом было полно войск. Бараки оказались казармами, но ошибка пилота вертолета обернулась удачей, так как теперь Саймонс смог развернуть внезапную атаку и уничтожить группировку вражеских войск, которая могла бы сорвать всю операцию.
В ту ночь только он убил восемьдесят солдат противника, выскакивавших из казарм в одном нижнем белье.
Так что опыт показывает, что ни одна операция не проходит точно по плану. Но знать, как действовать по намеченному сценарию, – это лишь половина целей тренировок. Другая их половина – а для людей из ЭДС весьма существенная – научиться действовать вместе, как сплоченная единая команда. Конечно, думал Саймонс, они уже составляют неплохую команду интеллектуалов: дайте им каждому по офису с секретаршей и телефоном – и они компьютеризируют весь мир. Но работать руками и телами – это совсем другое дело. Приступив к тренировкам 3 января, они тогда еще не представляли собой сыгранную единую команду. Спустя пять дней они уже были отлаженной машиной. Все, что можно было сделать в Техасе – сделано. Теперь следовало ознакомиться с настоящей, так сказать, с тюрьмой живьем. Настало время лететь в Тегеран.
Саймонс передал Стафферу, что вновь хочет повидаться и переговорить с Перо.
В дни, когда команда спасателей начала усиленно тренироваться перед штурмом тюрьмы, президент Картер предпринял последнюю попытку предотвратить в Иране кровавую революцию.
Однако из этого ничего не вышло.
Вот как все происходило.
Вечером 4 января посол Уильям Салливан удалился в спальню в своей большой холодной резиденции, расположенной на территории городка посольства США на углу проспекта Рузвельта и проспекта Тахт-э-Джашид в Тегеране. Начальник Салливана, государственный секретарь Сайрус Вэнс, был весь ноябрь и декабрь весьма занят оформлением Кэмп-Дэвидских соглашений, теперь же он вернулся в Вашингтон и вплотную занялся иранским вопросом, и занялся всерьез. Период неопределенности и нерешительности кончился – Вэнс был строгим хозяином. Зашифрованные рекомендации Салливана в центр стали жесткими и настойчивыми. А самое главное – Соединенные Штаты наконец-то выработали стратегическую линию отношению к кризисной ситуации в Иране: предполагалось провести серию переговоров с аятоллой Хомейни.
Эту стратегию разработал сам Салливан. Он твердо полагал, что шах вскоре покинет Иран и в страну с триумфом вернется Хомейни. Посол считал, что его первейшая обязанность состоит в том, чтобы сохранить тесные отношения США с
Салливан позвонил Вэнсу по телефону и все это объяснил. Он посоветовал направить в Париж на переговоры с аятоллой американского эмиссара. Хомейни нужно сказать, что США больше всего озабочены сохранением территориальной целостности Ирана и не желают усиления там советского влияния; что американцам очень не нравится разгорающаяся борьба армии с иранскими революционерами; и что, как только аятолла возьмет в свои руки власть, США окажут ему ту же военную помощь, какую осуществляли при режиме шаха.
План был смелый. Конечно, всегда найдутся люди, которые начнут утверждать, будто США предают друга. Но Салливан был уверен, что настало время, когда американцам нужно рвать связи с шахом, от которых одни убытки и неприятности, и делать ставку на будущее.
Вэнс согласился с доводами посла, к глубокому удовлетворению последнего.
С таким оборотом согласился и шах. Он устал, ему все надоело, и он больше не желал удерживать власть путем кровавых репрессий. Шах открыто говорил о своем нежелании оставаться у власти.
Своим эмиссаром на переговорах с аятоллой Вэнс назначил Теодора Элиота, дипломата высокого ранга, экономического советника американского посольства в Тегеране. Он прекрасно говорил на фарси. Салливану понравился выбор Вэнса.
Тэд Элиот предполагал приехать в Париж через два дня, 6 января…
В одной из спален для гостей в резиденции посла США в Тегеране готовился ко сну и генерал авиации Роберт Хьюсер, которого все звали Голландцем. Салливан был вовсе не в восторге от миссии Хьюсера, в отличие от миссии Элиота. Голландец Хьюсер, заместитель главнокомандующего сухопутными войсками США в Европе (им был тогда Хейг), прибыл в Тегеран лишь вчера с целью убедить иранских генералов поддержать новое иранское правительство Бахтиара. Салливан знал Хьюсера и раньше как великолепного солдата, но не дипломата. На фарси генерал не говорил и не знал, что творится в Иране. Но даже если бы он и был великолепным специалистом по Ирану, все равно его миссия обречена на провал. Правительство Бахтиара не смогло добиться поддержки даже со стороны умеренных, а центристский Национальный фронт исключил самого Шахпура Бахтиара из своих рядов лишь за то, что тот принял предложение шаха сформировать правительство. В эти дни армия, которую Хьюсер тщетно пытался подтолкнуть встать на сторону Бахтиара, продолжала на глазах таять, теряя тысячи солдат, которые дезертировали из ее рядов и присоединялись к революционным толпам на улицах. Самое большее, на что мог надеяться Хьюсер, это то, что армия не развалится окончательно за те несколько дней, пока Элиот в Париже не организует мирный приезд аятоллы в Иран.
Если миссия Элиота окажется удачной, то это станет большим успехом и Салливана, успехом, которым мог бы гордиться до конца своей жизни любой дипломат, – его план усилит позиции США и сохранит жизнь множеству людей.
Он уже засыпал, а беспокойная мысль все сверлила его мозг. Идея послать миссию Элиота, на которую он возлагал столь большие надежды, родилась в государственном департаменте, в Вашингтоне, ее увязывают с государственным секретарем Вэнсом. Миссию же Хьюсера предложил направить Збигнев Бжезинский, советник президента по национальной безопасности. О неприязни между Вэнсом и Бжезинским знали все. А Бжезинский после встречи в Гваделупе на высшем уровне отдыхает в данный момент вместе с президентом Картером далеко в Карибском море и удит рыбу. И что он там, в чистых голубых просторах, нашептывает на ухо президенту?