На основании статьи…
Шрифт:
Это по документам так страшно. А вообще-то… Повсюду жить можно.
Сидел Рафик в Архангельской области. Неподалеку от того места, где Онежская губа впадает в Белое море. Колония находилась как раз между Онегой и Кяндой. Километрах в двадцати пяти, не более.
В колонии сидел хорошо.
Во-первых, срок большой. Во-вторых, статья — будь здоров! Последняя часть этой статьи, вообще — «вышак!». А это всегда уважаемо. И соседями по бараку, и начальниками. В-третьих…
Рафик еще на этапе, в «столыпнике» — в зарешеченном спецвагоне для перевозки заключенных, по рельсам трясся, а на зоне уже всем, кому надо,
Проходил по громкому групповому делу. Никого не заложил. Все следствие, четыре с половиной месяца, вел себя «по понятиям». Со «следаками» в ногу не шагал. И хоть он, к сожалению, не русский, а «черножопый», но с воли пришла малява, что руки у него золотые и башка варит, как у истинно русского Кулибина!
Может, даже еще лучше.
И точно! В первые же день на зоне «смотрящий» пахан барака ему «шконку» у окна не самую кислую выделил, за что Рафик ему тут же старинные часы «Омега» простой «заточкой» починил.
За этой «заточкой» уже числились парочка трупов, но Рафик самую малость кончик у нее подправил, зашлифовал под отверточку, и… порядок!
Кум — опер, старший лейтенант Банщиков — вызвал Рифката для ознакомительно-вербовочной беседы — на что лез, с того и брякнулся! Этот «чурка» ленинградского розлива — хитрован, каких поискать. Как увидел под окном у Кума его старый проржавевший мотоцикл с коляской — «Урал», так и стал на свое «погоняло» нажимать. Я, дескать — Рафик-мотоциклист, для меня в этом механизме — секретов ни на грош. Так, гражданин начальник, его вам заделаю, что вы самолеты на нем обгонять будете! Вы мне только инструментики кой-какие из города привезите! Вот то-то и то-то… А уж оперативную информацию, гражданин начальник, от кого-нибудь другого получайте. У кого уши большие, а руки из жопы растут. Отказался «стучать», сукин сын! Не побоялся! И выиграл…
Кум — уж на что прожженный сучара, «медякованный штымп», сам кого хочешь раком поставит, а наживку заглотил по самое некуда!
— Тем более, — говорит ему Рафик, — что ваш «Урал» военного выпуска. Ирбитского мотоциклетного завода. Под маркой «М-72» идет. Абсолютная копия западногерманского «БМВ-Р-71»! Лучшего мотоцикла в мире!
Лепит горбатого, мерзавец, и чувствует, что совершает жуткое предательство. Куда этой развалюхе до настоящего «Харлея»! Совесть взыграла, он и не удержался: есть, говорит, правда, не хуже аппарат — «Харлей-Девидсон» называется. Американский. Но как он поведет себя в условиях Севера? Не знаю, не знаю!
Кум офонарел от таких, неведомых ему доселе, подробностей, освободил заключенного Р. Ш. Алимханова от рабочих нарядов и даже втихаря увеличил ему пайку. И поставил его на ремонт своего «Урала».
Спустя три недели, при крайне ограниченном наборе хорошего инструмента и почти полном отсутствии запасных частей для мотоцикла «Урал», филигранная работа Рафика-мотоциклиста увенчалась небывалым успехом!
На своем заново рожденном и сверкающем мотоцикле, в светлый день пятидесятилетия начальника колонии ИК-71/4 полковника Звонаренко, «Кум», по тяжелой пьяни, решил устроить показательные гонки.
На далеко не трезвых глазах всего начальства колонии…
«…старший лейтенант Банщиков Г. Г.,
Спустя неделю в колонию прибыл новый опер, а заключенный № 436 Алимханов Рифкат… (как сказали в штабе: «отчество, бля, не напишешь и не выговоришь!»)…был назначен, а позже и возглавил ремонтную бригаду всякого транспорта и самодвижущихся механизмов колонии.
Это был беззаветный труд заключенного Р. Ш. Алимханова, так сказать, на государственном уровне. Но кипела еще и «внутрибарачная», так осуждаемая тогда, частнопредпринимательская деятельность Рифката!
Он безотказно и превосходно чинил и восстанавливал все, что было в личном распоряжении соседствующих с ним зеков. Все, что могло сломаться или испортиться от старости или частоты употребления. Часы, приемники, кипятильники, зажигалки, электробритвы, рассохшиеся оконные рамы, барачную сушилку для обуви, краны от умывальников, черные радиотарелки «Рекорд», прохудившийся «Титан»…
За что сами зеки его подкармливали и защищали от всяких злобно отмороженных борцов за национальную чистоту земли Русской.
Иногда прибегали гонцы из других бараков — умоляли одолжить им Рафика. За одну пачку чая, за две… За три, наконец!
За три пачки Рафика отдавали в аренду соседям.
А в бараке Рафика «бугры» заваривали эти три пачки чая и до одури чифирили во главе со «Смотрящим» паханом. Тот был «в законе» и на работы не выходил.
Слова «авторитет» в блатном мире тогда еще не существовало.
Помимо всего прочего, в транспортной ремонтной зоне, совместно со своим помощником — доктором технических наук, осужденным на пять лет по статье «Антисоветская агитация и пропаганда» (чего-то там, на воле, не то что нужно прочитал и дал почитать еще кому-то…), — Рафик организовал производство нательных крестиков из тонкой листовой меди. Методом примитивной штамповки.
Правда, для хорошего штампа нужно было сначала изготовить пуансон и матрицу. Но для человека, который делал «золотые» николаевские десятирублевики…
Об этом просто смешно было говорить!
Чтобы крестики не темнели и не зеленели от потных тел уповающих на Господа воров, бандитов, налетчиков и невинно заключенных, Рафик вместе с ученым любителем запрещенной литературы сварганили из каких-то химикатов, ацетона и растворенной в этой бурде плексигласовой крошки прочный потогрязеустойчивый лак, которым и покрывали эти крестики.