На остановке у сгоревшей березы
Шрифт:
– Это, конечно, неплохо, что вы с подругой хотите ехать вместе на молодежную стройку. Леса там достаточно, а рабочие руки нужны, но, Таня… Ты – умная девочка, тебе нужно получить хорошее образование и стать руководителем. Техникума мало. Такой шанс нельзя упускать. Я, честно признаться, не ожидал от тебя таких слов. Надеюсь, ты передумаешь.
– Я не передумаю, Александр Николаевич, – тихо сказала она, не смотря на него.
– Очень жаль, – сухо произнес учитель, – в любом случае, решать тебе.
Он надел очки
Вечером подруги, сидя как обычно вместе на кровати, долго шептались.
– Тань, вместе приедем на БАМ! Вот здорово будет!
– Да, – отвечала Таня, но что-то мешало радоваться. А ведь они уже давно решили, что поедут работать вместе на север.
Ночью представляла, как они станут работать, помогать друг другу и все у них будет получаться. Но картинка никак не хотела складываться.
– Я правильно сделала, что отказалась от института, – в который раз убеждала себя Танька, – ведь Светке институт не светит. А нам нельзя не вместе!
Уснула она лишь под утро.
За день до распределения, когда они обедали в студенческой столовой, ковыряя вилкой пюре, Света сказала, глядя в тарелку:
– Тань, знаешь, у меня не получится на БАМ. У мамы, оказывается, двоюродный брат работает деканом в институте в Оренбурге, и он мне поможет туда поступить. Он уже маме обещал… А ты, конечно, езжай, как мечтала, на север… Ты доедай, а я побегу, у меня дела есть.
Танька ошарашенно смотрела в спину убегающей Светки. Со столовой она уехала ночевать к городской приятельнице. Противно было находиться рядом со своей вчерашней подругой.
В день распределения в коридоре вывесили список рабочих мест. Таня подошла к стене.
Ханты-Мансийский нац. округ – 40 человек.
Хабаровский край – 65 человек.
Кемеровская обл. – 65 человек.
Туркмения – 2 человека.
Войдя в первой пятерке, она имела право выбора.
– Я выбираю Туркмению.
Члены распределительной комиссии озадаченно замолчали. За всю историю техникума в этом году впервые из Туркмении пришел запрос на молодых специалистов. Об этой республике здесь знали мало. Практически ничего. Директор, наморщив лоб, старался вспомнить хоть что-то. Наконец сказал:
– Григорьева, это ведь Средняя Азия. Там, я слышал, до сих пор басмачи существуют.
– А мне приятельница говорила, что у них там по семь жен бывает, – встряла заведующая.
Все смотрели на Таню. Григорьева дерзко вскинула голову.
– Ну и что, зато там персики растут!
Выйдя из кабинета, она, ни с кем не общаясь, снова уехала в город к приятельнице, с какой-то отчаянной горечью подумала: «Вот и все, судьба моя решена».
Когда Таня вернулась из города в общежитие, ее встретила зареванная подруга и сообщила, что взяла направление на север и они поедут вместе.
– Прости меня, Танька! Где тебя носило?! Знаешь, как за тебя волновалась!
– Я в Туркмению взяла направление…
– Да как же так?!
Подруги побежали все исправлять. Но документы уже разошлись по адресатам. Светлане предстояло работать на крайнем Севере, а Тане – на юге Советского Союза.
Через пять дней выпускники получили на руки направления. Никто из них не ожидал, что расставание будет таким тяжелым. Тане, как старосте группы, часто приходилось бывать в кабинете директора. И в этот раз, заглянув туда по делам, она увидела директора, который курил у окна.
– Здравствуйте, Петр Сергеевич, можно? Я за зачетками.
Он кивнул. Потушил сигарету.
– Иди, Григорьева, посиди со мной пять минут.
Девушка подошла, осторожно присела на край кожаного дивана. Помолчали.
– Как настроение, Таня?
Они посмотрели друг на друга. Она, стараясь справиться с волнением, теребила стопку зачетных книжек, молчала, опустив голову. Петр Сергеевич вытащил из пачки следующую сигарету, подержав, положил обратно. Посмотрел в окно, негромко сказал:
– Каждый год я прощаюсь с выпускниками. Много их было… Кто-то исчезал из поля зрения, кто-то до сих пор навещает родной техникум, кто-то и сам здесь уже работает. Да, много было выпускных групп. А вот такой дружной и сплоченной, как ваша, не было. Наверное, уже и не будет никогда…
Танька подняла на него глаза, полные слез, всхлипнула.
– Ну, ступай, – он вздохнул и отвернулся.
Таня, боясь разреветься, поспешно пошла к двери. У порога обернулась, тихо, на вздохе сказала:
– А мы? А нам как? Техникум. Друзей. Вас, учителей. Как забыть-то?..
Вышла, плотно закрыв дверь. Боясь уронить зачетки из дрожащих рук, присела в коридоре на подоконник и тихо заплакала.
Мимо пробегал Саня Голубь, любимец всей группы, веселый и открытый парень. Увидев Таню в слезах, удивленно открыл рот.
– Григорьева! Ты чего тут приткнулась? Ты плачешь, что ли? Танька, что случилось?!
– Ничего.
– Нет, правда?
Она вытерла ладонью мокрые глаза.
– Просто так поплакать нельзя уже?
– Он присел рядом, обнял за плечи и силком положил ее голову себе на плечо.
– Ну, тогда поплачь, поплачь, дочь моя. Положи мне на плечо головушку твою забубенную и плачь на здоровье.
– С чего это у меня головушка забубенная? – она слабо ему улыбнулась.
– Да так, – он вдруг серьезно добавил, – я, Танька, тоже плакать буду, когда мы разъезжаться начнем. Как-то не предусмотрели мы этот момент. А может, Танюха, распишемся с тобой и здесь останемся?! – он прищурил глаза, – правда, на мой вкус, худовата ты. Но, ничего. В столовке нашей цены умеренные, а капуста отменная. Я из армии вернусь, а ты меня уже толстухой встречать будешь. Как тебе такой расклад?