На острие иглы
Шрифт:
Я мог поздравить себя еще с одной победой. Возможно, меня должно было насторожить, что все прошло слишком легко. Но я пока не ощущал подвоха.
– Они не очень-то любят тебя, брат Хаункас, – вздохнул итальянец, который остался сидеть за столом.
– Для меня это не новость.
– Могу побиться об заклад, что ум Лагута занят сейчас обдумыванием сладкой мысли: какой пытки ты заслуживаешь, а тут, поверь, его обширным познаниям и не мене обширному опыту можно лишь позавидовать. Больше всего обидно ему, что миновала тебя серая смерть. Ее не удостаивался никто уже более сотни
– Значит, тебя удручает это? Ну, если честно, что отдал бы ты, брат мой, за то, чтобы увидеть, как меня примет серая смерть?
– Немногое, Магистр. Я знаю счет деньгам. Хотя не скрою, и мне было бы любопытно это зрелище. Тоже грешен.
– Ты разрываешь мне сердце. – Я театрально хлопнул себя по груди. – Ты тоже хочешь моей смерти! А я так верил в твое благородство, брат!…
– Ты забавный человек, Хаункас, и, могу поклясться, хороший собутыльник. Марчело! – заревел Долкмен, словно раненый зверь, и в комнату тут же влетел маленький итальянец. – Вина!
Марчело поклонился. Я думал, что он побежит куда-нибудь за вином, но хитрец уже принес бутыль с собой. Он вытащил ее из-под полы и поставил на стол. Там же устроились и два маленьких золотых стаканчика. Долкмен, видимо, не терпел, когда в нужный момент нельзя было бы промочить горло.
– Такими, правда, пьют только микстуру, но, если прикладываться почаще, можно достичь неплохих успехов, – хихикнул Долкмен.
Я поднял стаканчик… Вкус у этого напитка был странный. Чем-то он напоминал сладкое вино, и вместе с тем в нем была горечь и кислота. Всего этого было слишком много, но странным образом напиток был вкусным. И он был очень крепок, так что, действительно, лучше его было пить такими стаканчиками.
Зелье, подобное тому, которое мы пили, обладает свойством окрашивать мир в радужные тона, увеличивать или уменьшать, в зависимости от количества выпитого и от характера того, кто пьет, количество врагов в мире. А еще оно развязывает языки, после чего приходится мучительно вспоминать, не наболтал ли чего лишнего. Впрочем, до такой степени я не дошел, но все вокруг стало светлее и дружелюбнее. Разговор шел неторопливый. И по обоюдному согласию касался всего, кроме положения дел в Ордене. Итальянец поведал мне несколько довольно фривольных историй в стиле «Декамерона», пара анекдотов из жизни французского двора.
Стаканчики все наполнялись и наполнялись. А жидкость в бутылке, которую держал скрывшийся в полутьме слуга, становилось все меньше. А голова моя была все пустее, и настроение все радужнее.
В конце Концов я расчувствовался и, хлопая по
– Ты знатный купец и добрый выпивоха, брат Долкмен! Но ведь ты тоже хочешь увидеть меня растерзанным на кусочки, не правда ли? Но не можешь, ха-ха! Потому что в-вот он, Жезл! Ты даже не можешь стащить его, хоть и прославлен в этом искусстве, поскольку сила его все равно останется со мной. Так что ты н-ничего не сделаешь со мной, и потому нам останется лишь быть добрыми собутыльниками.
– А ты не подумал, брат мой, что кто-нибудь из нас, может быть даже я, владеет Камнем Черного Образа, способным уравновесить силу твоего Жезла? – Долкмен тоже дружески хлопнул меня увесистой ладонью по спине. – Представляешь, как было бы смешно, если бы ты сейчас глотал вино с ядом, уверенный в своей безопасности и удачливости? Да, это было бы смешно! А может, я вскоре всажу тебе нож в грудь и увижу, как в последний раз бьется в моей руке вырванное у тебя из груди сердце? – Он сжал кулак до белизны.
– И у тебя есть Черный Образ, брат мой? – весело хихикнув, спросил я.
– Это тебе загадка, чтобы было, чем занять мысли, Хаункас.
– Шутка отменная, брат, но у тебя пет Черного Образа, иначе ты бы давно всадил мне нож в спину.
С каждым стаканчиком мой собеседник нравился мне все больше и больше, и теперь я испытывал к нему поистине теплые чувства.
– А может, я забавляюсь с тобой, Хаункас? Ведь ты хороший собутыльник! Или, скажем, ты просто нужен мне. Пока что нужен.
– Ну и глупо, брат… Давай-ка лучше выпьем.
– Давай. – Он потянулся за своим стаканчиком, но я подсунул ему свой, а сам взял его.
– Отравимся вместе!
– Нет, ты все же мне по душе. – Он проглотил, не поморщившись, терпкий напиток.
– Ты мне тоже по душе, брат! Не знаю, как мне выразить, Долкмен, мое к тебе уважение. – Я похлопал себя по карманам не потерялся ли. – Ну хотя бы вот так…
Массивный серебряный перстень лежал на моей ладони. Я протянул его Долкмену со словами:
– Хорошая вещь. А рисунок из бриллиантов напоминает твой личный знак Мудрого, не правда ли?
Раскрасневшееся лицо Долкмена вдруг стало белым, цвета муки.
– Откуда у тебя это? – сдавленно произнес он.
– В одной лавке на улочке Стамбула мне продал его жирный проходимец без левой руки. Я подумал, что негоже разбрасываться такими вещами, ибо еще тогда вспомнил о тебе. Это перстень твоей Силы, А мне он ни к чему. Ведь это твой символ, брат. Я возвращаю его тебе.
– Ты хитер, Хаункас. – Долкмен пристально посмотрел мне в глаза, и теперь никто не заметил бы, что он только что одолел почти пол-литра крепкого вина. – Хотел бы я знать, в какую игру ты сейчас играешь?
– Ха-ха, брат Долкмен! Я не играю ни в какую игру. Просто оказываю тебе услугу в расчете на то, что однажды ответишь мне тем же. Мне нужно, чтобы хоть кто-нибудь здесь не ждал момента, когда хозяин Жезла Зари оступится.
– Ладно, Хаункас, ты прав… Только наши враги и глупцы считают, что великим слугам Тьмы чужда благодарность. За мной долг, Магистр.