На острие иглы
Шрифт:
Город городов был возведен в несказанных краях. Перламутровая стена вздымалась ввысь над черным бескрайним морем, в чьих водах тонули звезды и созвездия, чьи шуршащие волны омывали рифы бесчисленных внутренних и внешних миров. Не было в те края доступа не только смертным, но и странствующим духам, и сущностям из животворного эфира, для которых вообще нет сокрытых мест.
Иглины обрели наконец долгожданный покой и безмятежность, зная, что враг в бессильной злобе бьется о невидимые преграды, не в силах найти то, что рядом, отчаявшись проникнуть в заповедные края.
Так продолжалось
То, что не могли сделать сила и мечи стальных легионов, сделали гордыня, ибо горьки плоды ее, и предательство, ибо нет ничего более опасного для открытых и добрых сердец, чем коварство тех, кому доверяешь и кого считаешь другом. Себялюбие, гордыня, жажда власти – эти змеи будто восстали из глубины времен, и нашли щель в неприступных стенах Абраккара. Они овладели одним из иглинов – Ан-Бук-Гаром. Он не прославился ни глубиной мыслей, ни широтой знаний, ни высокими способностями к искусствам и прекрасно понимал это, что рождало в его сердце безумную зависть. Вместе с тем, в отличие от сограждан, кровь его была горяча, он не хотел жить в затворничестве, пусть и в самом прекрасном затворничестве, какое только могло быть. Он хотел сражаться и повелевать. Для него, последнего воина иглинов, небесный Абраккар был наполнен скукой… Правильно говорят – нет света без тени, и ростки зла могут подняться даже в самой светлой обители.
Настал день, когда, пользуясь своим правом, Ан-Бук-Гар собрал сограждан в Хрустальном зале, где солнце бьется в застывших струях воды, где эфир струится меж ажурных колонн и где, не мешая друг другу, соседствуют солнечный и лунный свет.
– Не стыдно ли нам, самому могущественному из могущественнейших племен, прятаться, подобно трусливым ящерицам, в этой щели? – обратился к согражданам Ан-Бук-Гар. – Неужели не жжет вас, потомков великих иглинов, владык тысячи миров, позор за наше бесполезное, бессмысленное существование? За нашу праздность и безделье? Не досадно ли нам, познавшим заветные тайны вещей, умеющих не только создавать великие творения, но и мановением руки вызывать разрушения, отступать перед сворой псов, именующих себя курусманутами? Не пора ли нам вспомнить, кем мы были, и с отвращением взглянуть на то, во что мы превратились?
– Мы хотели мира, – раздались голоса. – И мы его получили.
– Мы хотели спокойствия. И мы его получили.
– Мы хотели тишины. И мы ее получили.
– Да, – усмехнулся Ан-Бук-Гар. – Мы хотели спокойствия и отдали тысячу миров на поругание. Мы хотели тишины и отдали безграничную власть, которую держали в руках. Мы – недоразумение природы. Когда нас не станет, ничего не изменится в размеренном порядке вещей.
– Ничто не может изменить порядка вещей и порядка его изменения. Как бы сильны и могучи мы ни были, все будет смыто океаном беспредельности.
– Это слова слабых духом! Мы забыли, что такое война. И мы должны вспомнить это. Тысячи миров отданы на растерзание жестоким зверям. И эти миры по праву
– Нас мало. Мы давно разучились воевать. Что мы можем противостоять железным легионам? Да и зачем нам нужно это?
– Опять заунывные речи и ленивые отговорки. Мы обладаем бесценными сосудами знаний, из которых нетрудно выпустить демонов разрушения, уеужели мы не сможем даже этого?
– Сможем.
– Мы создали свой легион, и один наш воин будет стоить легиона курусманутов. Мы сметем их, как река смывает опавшие листья. Мы возродим в тысяче миров былую славу иглинов. И мы не будем, как раньше, скрываться по норам. Мы будем править ими. Править разумно и справедливо, как не правил до сего дня никто. Мы приумножимся числом. Мы вознесемся на небывалые высоты. Опять все будут трепетать перед одним словом «иглин».
Тут встал Тирантос – мудрейший из мудрых, колдун и алхимик, постигший самые тончайшие влияния, управляющие миром., умеющий то, чего не умеет никто.
– Конечно, Ан-Бук-Гар, это ты поведешь наше воинство вперед. Ты сияющим мечом будешь указывать путь, карая или милуя народы тысячи миров, верша суд и расправу?
– Это было бы справедливо! – запальчиво воскликнул Ан-Бук-Гар.
– В тебе говорит гордыня. И самомнение. И вряд ли твое правление будет предпочтительнее власти железных легионов. Власть – тяжелое бремя, и тот, кто несет его, должен понимать, что его орудия – это кровь и насилие.
– Ложь! Я хочу освободить миры от врага.
– Как? Выпустив Силу из Чаши Вечности? – усмехнулся Тирантос.
– Да. Выпустив Силу. Иного выхода я не вижу.
– А ты знаешь, насколько трудно не только загнать эту Силу обратно, но и просто удержать ее в руках. Смерч-от нее пройдет по тысяче миров, и жестокое правление курусманутов будет вспоминаться несчастными народами как золотой век.
– Мне удастся удержать Силу в руках! Благо руки мои сильны!
– Но не так силен твой разум. Вряд ли кто в здравом уме вознамерится вызвать разрушительного духа из запретных областей!
– Чепуха! О каких опасностях идет речь? Больше ли она, чем опасность бесславно завершить свой век на окраине миров, в забытье и тупом бездумии и бездействии, послушно превратиться в прах, презрев великие дела предков?
– Да, больше, – устало произнес Тирантос.
– И все согласны с этим?
– Все, – пронеслось по Хрустальному залу, и завибрировали водяные струи, и тонкий звон поплыл вдоль стен.
– Не раз придется вам пожелать, что вы отвергли меня! Великий народ выродился в стадо жвачных животных! Что может быть печальнее этого зрелища?
– Ничего. Только алчная гордыня, мечтающая о власти над Вселенной.
– Ха… – Ан-Бук-Гар усмехнулся и выбежал из зала – порывистый, быстрый, злой.
А Тирантос с грустью смотрел ему вслед. Он мог ощущать черты будущего и понимал, какое огромное зло принесет миру Ан-Бук-Гар. Также понимал он и то, что теперь ничем не остановить безумца. Разве только убить? Но по высшим законам обращения зла это приведет лишь к худшему. Судьба начертана свыше, и мало кому под силу изменить ее. Оставалось лишь ждать, размышляя, когда будет нанесен удар и в чем он выразится.