На острие луча
Шрифт:
Мы зашли в тупик.
Но уныние — опасная штука и я вспомнил старый мой лозунг «Нет безвыходных положений!». И выход нашелся.
Это была дерзкая идея. Я решил уменьшить свой вес в пять раз. Для этого нужно все биологические процессы, протекающие в моем организме, повернуть вспять. Тогда мое развитие пойдет на убыль, в обратном направлении и, таким образом, я возвращусь к детскому возрасту. Став мальчиком лет четырех, а следовательно и весом килограммов пятнадцать, я остановлю процесс. Квинту придется похудеть килограммов на пять (ограничит себя в
Конечно, это не к спеху, это можно сделать перед самым стартом. Но чтобы быть уверенным в успехе, я решил проделать опыт сейчас.
Квинт пробовал меня отговорить — не вышло.
Как ни хорошо я разбираюсь в биологии, все же пришлось изрядно попотеть, учитывая тысячи мелочей. А в общем вопрос сводился к одному: уменьшить количество живых клеток, каждая из которых — сложнейший природный механизм. Во всех живых телах постоянно идет обмен веществ. Старые клетки распадаются и погибают. Их место занимают новые, вновь ассимилированные и, таким образом, происходит постоянное обновление организма. Я сделал так, чтобы новые клетки не нарождались, а поскольку старые погибают, значит общее их количество уменьшится.
Когда формула состава пилюль была получена, я чуть не совершил оплошность. Мы совсем не учли, что назад пошло бы не только физическое развитие, но и умственное. Став четырехлетним мальчиком, я потерял бы все свои знания и мыслил бы как ребенок этого возраста.
Я снова сел за работу и довольно скоро сумел получить нужные пилюли. Теперь на мозг с его ячейками памяти и нейронами обратный биологический процесс не распространялся, лишь вследствие уменьшения черепной коробки он станет более уплотненным.
Готовую пилюлю, едва остывшую после реакции, я, не задумываясь, немедленно отправил в рот, а заодно принял стимулятор, ускоряющий процесс в тысячу раз.
Через сутки я уже был краснощеким, пышущим здоровьем юношей, на вторые сутки обратил внимание, что Квинт стал значительно выше. Значит я начал расти вниз. И, странно, хотелось прыгать, скакать и вообще резвиться. Сидя на кровати утром на третьи сутки, я уже не доставал ногами пола и с удовольствием ими болтал. Соскочив, я по привычке схватил брюки. Примерил. На ладонь выше головы. Черной пастью смотрел на меня огромный ботинок. Майка болталась как балахон, о трусах и говорить нечего. Пошел умываться, да кран высоко, не достанешь. Тогда я разбудил Квинта и не узнал своего голоса — пискля-я-вый.
— Ты откуда, мальчик? — спросонок не понял он.
— Не узнаешь? — обиженно крикнул я и едва удержал всхлипывание. Тьфу, совсем в детство впал.
— Глазам отказываюсь верить, но это ты, Фил. Тебя не узнать, мой мальчик. Совсем коротыш.
Он не удержался и ласково потрепал меня по пухлой щеке.
— Но, но! Нежности. И поменьше философии, Квинт. Позаботься об одежде, видишь, в чем стою. Я не подумал о такой мелочи, и ты не догадался. Снимай мерку и бегом в город: возьмешь приличный костюмчик, да не перепутай, на девчонку не возьми. Но помни: нигде не останавливаться и ни с кем не разговаривать.
Отослав Квинта, я с интересом рассматривал квартиру и вещи, будто был здесь впервые. Оказалось, что мне трудно регулировать ходьбу. Мозг по-прежнему давал приказание на широкий шаг, а короткие ноги не позволяли сделать его. Получалось несоответствие, и неудивительно, что я задел книжный шкаф, на верху которого громоздились чуть ли не под потолок горы всевозможных бумаг, черновиков, чертежей и проч. От легкого толчка вся эта громада обрушилась на меня. А много ли ребенку надо. Не мудрено, что я был сбит с ног и оказался погребенным под нею. Отчаянно работая туловищем, я освободил голову и руки. В это время в коридоре раздался какой-то грохот, дверь отворилась, и вошла тетя Шаша.
— Ой, что тут творится! — заголосила она и, увидев меня, принялась яростно раскидывать папки с драгоценными листиками вычислений, прокладывая себе дорогу. «Остановитесь! — хотелось крикнуть мне, — что вы делаете?» Разве можно равнодушно смотреть, как безжалостно она топчет мой неоценимый труд. Я не вытерпел и взмолился:
— Тетенька, поосторожнее, не мните.
Она не обратила на мои слова ни малейшего внимания и, пробив дорогу, не церемонясь, вытащила меня, при этом ворча себе под нос:
— Ишь, обелить, что ли, собираются. Взрослые люди, а ведут себя хуже детей. Натворил невесть что.
Она взяла один листок, покрутила его, пожала плечами и скомкав, бросила.
— Какие-то крючки, закорючки. Или им топить нечем, не понимаю. Дядя Фил-то дома?
Она опасливо покосилась на соседнюю дверь.
— И да и нет, — ответил я.
— Странный мальчик. Стало быть, нет. И квартиранта, или как его, тоже нет? Когда придут, скажешь, чтобы убрали из коридора посуду. Заставили весь проход. Ноги переломать можно.
Это Квинт без моего ведома вынес посуду, соблюдая какой-то древний обычай. Надо сделать ему внушение.
Соседка потерла ушибленный бок.
— Ты живешь здесь?
— Да.
— А кем ты приходишься дяде Филу?
— А я, тетенька, не знаю. Я, тетенька, прихожусь сам себе.
Она меня начинала раздражать.
— Где твоя мама?
— Нет у меня мамы, — глядя исподлобья, грубо сказал я.
— А папа?
— Нет у меня папы, — еще грубее ответил я.
— Бедный ребенок. То-то такой невоспитанный. Так волчонком и смотрит. А давно ты здесь живешь? Что-то раньше я тебя не замечала.
Вот пристала! Выручил вернувшийся с покупками Квинт. Тетя Шаша спросила у него, кто я такой. Ну, думаю, сейчас все выболтает. К счастью, Квинт догадался ответить:
— Племянничек мой, — и небольно подергал за уши. — Шалунишка, кто разбросал бумаги?
Соседка, напомнив о посуде, ушла.
Я облачился в принесенный Квинтом костюмчик, и мы принялись приводить в порядок бумаги, часть которых сунули под кровать. А остаток дня мы посвятили изготовлению скафандров. Перед сном я принял пилюлю, тормозящую обратный биологический процесс. Квинта предупредил: