На острие луча
Шрифт:
— Ну-ка без эмоций! Посмотрел бы на тебя Фара с Филоквинта.
— Фара! — Квинт покосился на меня, проглотил слюну и качнулся на носках. — Фара далеко, под Ригелем. А как ты узнал, что я такой сон видел?
— Что ты еще видел? Расскажи.
— Великанов обучали. Фигуру шахматную — лошадь — нашли. И еще мы построили аппарат и уплотнили профессора, твоего отца, Тоник, а он рассердился и ушел в центр кабины. Крестоносцев видел. Один замахнулся на меня длинным кривым топором, а я взял и проснулся.
— Проснулся в постели?
— М-м… Не помню, Фил. Я не знаю,
— Это не сон, Квинт. Это была действительность. Явь.
— Ох! Так мы уже вернулись! И опять собираемся. А это… Тоник-то наш погиб, а он вот. Здесь.
— О чем вы говорите? — прошептал побледневший Тоник.
— Не удивляйтесь, — сказал я. — А впрочем, я сам удивляюсь. Пожалуйста, пока не спрашивай ни о чем. Видишь, Квинт, нам известно, что Тоник по ошибке откроет не в ту сторону вентиль на баллоне с нуль-пространством и оно обволокет его. Сейчас мы этого, конечно, не допустим. Путешествие уже окончено. Профессор Бейгер здесь, в центре кабины. Теперь понятно, почему вы не увидели в космоскопе фиолетового глаза? Его там не может быть!
— Да, да, Фил. А зачем нас ограбили?
— Грабежа не было. У времени, как у особой формы существования материи есть свои особые законы. Особые! На данном этапе эволюции человеческого мозга мы не в силах пока разобраться в них, а тем более управлять ими. Время может выкинуть самые невероятные, не укладывающиеся в нашем сознании, непредставляемые вещи, оно может разрушить любой фундаментальный закон физики. Вот ты, Квинт, единственный в мире человек, которого дважды по-настоящему убили. А ты ничего, живешь.
— А-а рыцарь в красном плаще меня убил. Вот окаянный!
— Он раскроил тебе череп.
Квинт пощупал голову.
— Целая. Я и боли не чувствовал. А как я сюда попал?
— Не знаю. Перемещение материи в пространстве. Возможно, до сегодняшнего вечера с вами был другой я, другой Фил, но поскольку я вернулся из прошлого, того Фила время перебросило на другую мировую линию. Закон запрещает присутствие двух личностей одного индивидуума на одной линии. Запрещает он также наличие на ней предметов и вещей, изготовленных переброшенной личностью. Поэтому по прибытии сюда кабины с ранее созданным оборудованием более позднее оборудование «укочевало» на другую мировую линию. Получается, что мы сделали как бы зигзаг, даже можно сказать петлю во времени. Ты, Тоник, что-нибудь понял?
— Если ты не совсем понял, что обо мне говорить.
— Давайте разбираться вместе. Допустим…
Мы разбирались два часа, пока не запутались окончательно и, махнув, наконец, на все рукой, придя к одному мнению, что хорошо то, что все хорошо кончилось, пошли в кабину к Бейгеру.
— Папа! — увидев застывшую фигуру отца, крикнул Тоник.
— Стой! — одернул его Квинт. — Папа тебя не слышит и не видит.
И он бесцеремонно за полу пиджака вытащил профессора из нулевого пояса.
Бейгер сверкнул глазами.
— Неслыханная дерзость! Вы за насилие ответите. Вы чудовище!
— Дорогой
— Папа! — крикнул Тоник. — Они правы.
— Тоник? Ты почему здесь? Что-нибудь дома случилось?
— Да нет же, нет. Это с тобой случилось. Это мои друзья. Они спасли тебя. Верь им.
Бейгер с подозрением посмотрел на Квинта и не удостоил взглядом меня.
— Где ваши штиблеты? — спросил я.
Профессор пошевелил пальцами ног в одних клетчатых носках и недоуменно развел руками.
— Ваши штиблеты и синтетическая расческа уже три года хранятся в музее. Подтверди, Тоник.
— Да, папа.
— Вы, конечно, думаете, — продолжал я, — что несколько минут назад узнали от меня и других сотрудников о своем облике, я говорю о скелете. Не отрицаю, это было. В шестой лаборатории, но это было давно. И здесь не лаборатория. Спустимся ко мне вниз.
— Хорошо, — недоуменно отозвался Бейгер. — Пойдемте.
— Осторожнее, не стукнитесь, — предупредил его Квинт. — Это фотонит. Он невидим. Пощупайте, тут люк.
Мы помогли профессору выбраться из кабины.
— Наваждение, — проворчал он про себя. — Заходил в нормальную дверь, выбираюсь через мистическую дыру. Где мы находимся?
— В двадцати минутах ходьбы от учреждения.
— Оч-чень интересно. Возмутительно!
— Папа, не надо, — взмолился Тоник. — Они очень хорошие люди.
— Буду рад, если так.
Услышав наши шаги, в коридор выглянула тетя Шаша.
— Шляются взад-вперед, — пробурчала она. — Покоя нет.
— Здравствуйте, — расшаркался Квинт. — У нас дела. Мы ходим, а не шляемся и еще будем шляться.
— Мало трех квартирантов, так еще одного притащил. Босоногого, — сказала тетя Шаша стоявшему за ее спиной дяде Коше.
Я пропустил Бейгера вперед, усадив его в кресло. Спросил:
— Какой размер носите?
— Сорок первый.
— Спустись, Квинт, в подвал и принеси мои туфли. Те, коричневые. Неприлично уважаемому профессору быть в носках. А теперь, профессор, слушайте меня.
Я взял бумагу и карандаш. Только с помощью математики и физики можно было убедить его. Мы просидели до рассвета, написав и исчертив кипу бумаг. Бейгер все понял. Мы оба споткнулись лишь на парадоксе времени. Существует ли в настоящий момент на Филоквинте цивилизация или нет? С одной стороны, мы с Квинтом дали толчок к ее развитию, с другой стороны, рано еще: Фара родится только через шесть столетий.
— Ладно. Оставим пока, — сказал Бейгер. — Впереди жизнь. Ну, Фил, честно скажу. Не ожидал. Никак не думал. Обскакали вы меня по всем статьям. Вы чудо! Молчите, молчите, я знаю, что говорю. Позвольте познакомиться с вашим сотрудником.
Профессор встал, поправил меховую шапчонку и протянул руку Квинту.
— Оскорбительные слова беру обратно. Бейгер.
— Знаю. Квинтопертпраптех. Для близких — Квинт.
— Превосходно. Будем друзьями. Итак, я отсутствовал три года. При жизни Лавния не надеется меня увидеть. Пойдем, Тоник, сделаем ей сюрприз. И вы, дорогие коллеги, с нами.