На островах

Павловский Михаил Петрович

— Думаю, — помедлив, ответил Грядунов, — так просто, зазря, не стали бы посылать человека с рацией. Один он без чьей-либо помощи не справился бы с заданием. Надо ждать. Наше дело такое.

И мы дождались. На рассвете Петухов и Петунин задержали неизвестного. Одетый в старые красноармейские брюки и стеганку, он выдавал себя за рыбака из Кихельконна.

— Далеко что-то забрался рыбу ловить, — с усмешкой заметил Куйст.

— Иду по своим делам в Тригу, — ответил задержанный.

— Ночью через леса

и болота?

— Заплутался малость.

Куйст задал еще несколько вопросов и, переведя мне ответы, убежденно сказал:

— Он самый.

Потом наклонился к уху и прошептал:

— На всякий случай можно взять на испуг.

Я понял и громко скомандовал:

— Расстрелять!

Куйст повторил по-эстонски. Старшина Зотов вскинул винтовку и дулом подтолкнул лазутчика в спину. Неизвестный вздрогнул, метнул глазами по сторонам и вдруг что-то торопливо проговорил, обращаясь к Куйсту.

Вольдемар усмехнулся:

— Струсил. Сознается: шел на связь с парашютистом. Берите его.

Когда шпиона увели, Куйста стали одолевать сомнения:

— Сдается мне, товарищ старший политрук, что этот тип не все сказал, что-то утаил. Вы его допросите в Курессаре, а мне разрешите с несколькими бойцами остаться здесь на пару суток.

— А яснее о своих догадках можете сказать?

— Вы заметили вчера вечером немецкий самолет?

Да, вчера воздушный разведчик раза два пролетал над аэродромом. До его появления была бомбежка. Очевидно, противник послал разведчика сфотографировать результаты.

А Куйст между тем продолжал:

— Если бы только самолет, я бы и докладывать вам не стал. Тут еще и другое… Может быть, это случайное совпадение, а может, и сигналы хитрые.

— Какие сигналы?

— С земли самолету-разведчику.

И Куйст поделился своими наблюдениями. Он рассказал о подозрительном пахаре в белой рубахе.

Отослав отряд в Курессаре, я с Куйстом и несколькими бойцами задержался в районе аэродрома еще на сутки. Сходил к летчикам, поинтересовался, что у них может быть в лесу на северо-западной окраине аэродрома. Оказалось, недавно они перебазировали туда горючее.

— Понятно…

— Что понятно? — насторожился Преображенский.

— Придется вам склад горючего перевести в другое место. Чем быстрее это сделаете, тем лучше.

Я рассказал о странном пахаре. Но догадку нашу надо было еще проверить. Этим мы и занялись.

На другой день вновь появился фашистский разведчик. И тотчас на поле показался пахарь. Белая рубашка его хорошо выделялась на свежей пахоте. Поглядев на самолет из-под ладони, человек начал пахать.

Бросилось в глаза то, что борозды он вел с юго-востока на северо-запад до самой опушки леса. Как раз в то место, где Преображенский хранил авиабензин.

И как только самолет улетел, пахарь прекратил работу.

Теперь сомнений не было: это наводчик.

Его мы задержали. А на другой день немцы усиленно бомбили лесок. Но склада горючего там уже не было.

* * *

Дерзкие налеты наших миноносцев и торпедных катеров на морские коммуникации противника выводили фашистов из себя. Позднее я имел возможность убедиться, что штаб морского командования гитлеровцев настойчиво требовал быстрее выдернуть моонзундскую «занозу». Однако до поры до времени дело это откладывалось. Вплотную враг занялся архипелагом только в сентябре.

Чтобы лучше раскрыть намерения противника, требовалось добыть «языка». Это было поручено старшине В. Ануфриеву.

Раньше старшина служил на тральщике. Когда фашисты захватили Либаву, корабль ушел в Таллин. Но где-то в Рижском заливе его перехватили вражеские бомбардировщики. Завязался недолгий бой. После нескольких прямых попаданий бомб тральщик затонул. До берега было далеко, и почти весь экипаж погиб. Спаслось только несколько человек. В их числе оказался и Ануфриев. Его подобрали рыбаки и доставили в Курессаре.

Ануфриев имел легкое ранение и был положен в госпиталь. Там я и познакомился с этим рослым красивым парнем, подыскивая для своего отряда людей, владеющих эстонским и немецким языками.

Ануфриев сам попросился в отряд. Я согласился не сразу:

— Поправишься — пойдешь на другой тральщик.

— Возьмут ли на другой — это еще вопрос, — резонно возразил Ануфриев. — Кораблей нынче раз-два — и обчелся, а нашего брата с избытком. Думаю, что больше в такой обстановке сгожусь в отряде.

— Это почему же?

— Да я вам один двоих заменить могу: балакаю по-эстонски и немецкий хорошо знаю.

— Ну тогда другое дело. Ты до службы на флоте чем занимался?

— Токарем, в Николаеве на заводе работал. Там и немецкий язык постиг. С детства, можно сказать. У нас немцев-колонистов полно было…

Через неделю после этого разговора Ануфриев выписался из госпиталя и явился к нам. Я сразу испытал его в деле — во время высадки нашего десанта на материк. Справился он с заданием хорошо. Потом недели две вел наблюдение за морем. И тоже успешно.

Лишь после этого я послал его с заданием в тыл противника, на материк. Переодевшись в гражданское платье, Ануфриев под видом рыбака стал действовать на побережье в районе Пярну. Свел знакомство кое с кем из местных жителей. Стал снабжать немецких офицеров свежей рыбой.

Принесет улов, поторгуется, посетует на трудности, а потом расскажет что-нибудь веселое. Гитлеровцы привыкли к Ануфриеву и частенько при нем беседовали о служебных делах. Само собой разумеется, все эти разговоры немедленно становились известными генералу Елисееву.