На островах

Павловский Михаил Петрович

Ветер разогнал тучи. В просветах между клочковатыми клубящимися облаками засияли голубые «окна». Время от времени сквозь них проглядывало солнце, и тогда на стволы близлежащих сосен ложились косые золотистые полосы. Я опасался, что погода может улучшиться. А это отнюдь не на руку разведчикам.

Время тянулось медленно. В нашем укрытии то светлело, то темнело. Глядя на игру света и тени, я подумал, что и в нашей судьбе сейчас вот такие же смены — то безвыходное положение, то отдушина. То жизнь, то смерть. Долго ли продлится эта игра? Судя по обстановке, нет.

После совещания у Елисеева, когда командующий принял решение отойти на полуостров Сырве, меня да и других командиров, которых я знал близко, не покидало тяжелое чувство обреченности. Мы понимали: события на Большой земле складываются трагически и сейчас там не до какого-то затерянного на островах гарнизона. Возможно, наши подразделения и части бросили на произвол судьбы, принесли в жертву. Не преднамеренно, конечно, а в силу сложившихся обстоятельств. Так иногда случается: жертвуют малым, чтобы выиграть время и спасти большее. На войне это почти закон.

Тут все логично, но чувства не всегда согласуются с рассудком. Мы не цеплялись за жизнь по-заячьи, не боялись смерти — безысходность удручала. Не давала покоя мысль: как оправдать, чем объяснить ход событий, ту ситуацию, в которой мы оказались?

Дело прошлое, давнее, и нечего таить правду, от этого не умалится значение подвига моонзундцев. До последних минут все дрались честно, самоотверженно. Никто ни на миг не допускал мысли о том, чтобы сложить оружие, сдаться врагу. Нет и нет! Но в тайниках души начинало возникать нечто вроде разочарования. Ведь мы так верили в прозорливость и непогрешимость Сталина. А и он, выходит, просчитался…

…Не помню, сколько прошло времени, с тех пор как ушли Еремин и Губенко. Может быть, часа два, а может, и все четыре. Появились они с шумом.

На шоссе, ведущем к нашим окопам, неожиданно затрещал мотоцикл. Вынырнув из-за рощи, он, не останавливаясь, мчался в нашу сторону. У нас мотоциклов не было, и мы с Егоровым враз приподнялись и с недоумением посмотрели друг на друга.

— Уж не фриц ли заблудился? — высказал предположение лейтенант. — Надо перехватить.

Егоров отобрал четверых солдат и с ними побежал к шоссе. Я последовал за ними.

Через несколько минут все выяснилось: это были Еремин и Губенко. А в коляске сидел немецкий солдат.

— Связной, товарищ старший политрук, — пояснил Еремин и тут же рассказал, как им удалось захватить «языка».

Забрались они в тыл противника довольно далеко. Там, у разветвления двух дорог, залегли в кустах и стали ждать. Вначале двигались автомашины с большими группами гитлеровцев, один раз пронеслась штабная легковушка. Промелькнули высокие тульи фуражек.

— Эх, такого бы подцепить, — с завистью сказал Губенко.

Потом часа на полтора дорога опустела. Разведчики собирались было сменить место наблюдения, как позади затрещал мотоцикл.

— Так и есть, единственной персоной катит, — заметил дальнозоркий Еремин и полез на росшее у самой дороги дерево.

— Ты куда? — не понял Губенко.

— На небо, к богу, — пошутил Еремин.

Поудобнее устроившись на толстом

суку, разведчик ровными кольцами уложил веревку и приготовился к броску.

— А если промахнешься? — предостерег Губенко и на всякий случай взял мотоциклиста на прицел.

— Не таких скакунов ловил. Пушку свою убери, не понадобится. Только шуму наделаешь. Убери, говорю!

Когда мотоциклист поравнялся с деревом, Еремин метнул петлю. Рывок — и связной на земле. Мотоцикл завалился в кювет, но не поломался, даже мотор не заглох.

Еремин, умевший обращаться с техникой, предложил Губенко рискнуть и прорваться к своим на мотоцикле. К счастью разведчиков, по дороге им никто не встретился, и они благополучно вернулись к своим.

На допросе пленный вначале держался нагло. Но потом спесь сошла.

Оказалось, он возвращался с острова Муху, куда отвозил какой-то пакет. Связной сообщил, что с материка под Куйвасту доставлена большая партия горючего и боеприпасов.

— Для чего горючее? — спросил я.

— Кажется, для танков, — последовал ответ.

Результаты допроса я доложил генералу.

— Определенно, что-то замышляют, — покачал головой Елисеев и выжидательно посмотрел на Ключникова, только что прибывшего с передовой.

Комендант БОБРа хотя и недолюбливал полковника за прямоту и резкость в суждениях, но к мнению Николая Федоровича всегда прислушивался внимательно.

— Не без этого, товарищ генерал, — ответил Ключников и обратился к карте архипелага.

Взгляд его остановился на острове Хиума, потом скользнул влево и задержался на Сырве.

— Думаете, — перехватив его взгляд, догадался Елисеев, — сперва по Константинову, а потом на нас навалятся? Или наоборот?

— Пожалуй, сперва разделаются с нами. Впрочем, утверждать трудно. Ясно одно: в чем-то мы нарушаем планы противника, — вероятно, в сроках ликвидации нашего гарнизона. Запасы горючего неприятель создает неспроста, конечно.

— Разумеется, разумеется… — генерал помолчал. — А что, если уничтожить их?

— Легко сказать — уничтожить, — вклинился в разговор военком БОБРа Гавриил Федорович Зайцев. — А как? Бомбардировщики Преображенского улетели на Большую землю, а наши ястребки для такого дела не годятся. Может, дать телеграмму в штаб фронта и попросить, чтобы фронтовая авиация на нас поработала?

— Э-э!.. — генерал махнул рукой. — Там сейчас только нашей заявки и не хватало. Да и что бомбить летчикам? Место расположения-то складов мы не знаем.

— А если послать на Муху специальную группу? — предложил я.

— Из твоего отряда? — оживился Елисеев. — Это дело. Ребята у тебя молодцы. Только чем уничтожать склады будут? Нести взрывчатку с собой — далеко. Да и пойматься с таким грузом легко.

— Подумаем, товарищ генерал! Безвыходных положений не бывает.

— Тогда действуйте. Кстати, в тылу немцев остались подпольщики Муя, свяжитесь с ними. Могут помочь.

* * *

На задание ушел один Куйст. Я предложил ему взять с собой нескольких бойцов, но Вольдемар отказался.