На Памирах. Записки русской путешественницы
Шрифт:
На следующий день отправились в Сураханы посмотреть на «вечные огни»; там уцелел монастырь огнепоклонников, с жертвенником среди двора, обнесенного стеною; в последней и помещаются жилые кельи. В самом жертвеннике, а также наверху башен, проделаны отверстия, из которых и вырывается наружу подземный газ, вспыхивающий от зажженной спички. При монастыре живет сторож, заменяющий проводника и поддерживающий огни, которые временами гаснут. Ночью эти пылающие на стенах светильники должны представлять красивую и своеобразную картину.
Индийцы — огнепоклонники при императоре Николае I были лишены принадлежавшей им земли и остались на Кавказе лишь в очень ограниченном числе, при чем двое из них были лет восемь тому назад убиты местными жителями, предполагавшими, что у них хранятся большие сокровища; единственный же из оставшихся последователей этого культа, отправившись на родину для свидания с родными, умер на обратном
22 мая.С не совсем покойным сердцем ожидали мы переезда через Каспийское море; хотя все время погода была хорошая и ничто волнения не предвещало, но вода такая коварная стихи я вообще, а в Каспийском море в особенности, что верить ей нельзя.
Явились некоторые затруднения, так как на отходящем пароходе ехал со своей свитой министр путей сообщения кн. Хилков, 1-й класс был, следовательно, занят, а 2-й переполнен. Однако нам посчастливилось, и мы, к нашему большому удовольствию, были водворены в 1-м классе. День прошел незаметно, море кругом было гладко, как зеркало, и на следующий день после 16-часового пути мы подходили к Красноводску. В обыкновенных случаях расстояние от Баку до Красноводска проходится в 19–20 часов, но на этот раз нас доставили быстрее.
Глава II
Красноводск. — Песчаные барханы. — Местные болезни. — Самарканда. — Сартские женщины. — Первые слухи об Андижанских беспорядках. — Голодная степь.
23 мая.Красноводск раскинулся по горному склону у самого моря, желтый тон в нем преобладает: земля, горы, постройки-все желтое, яркое, режущее глаз, зелени абсолютно никакой, у подножия города- тихо плещущееся море неестественно зеленого цвета. Город небольшой, пыльный, унылый, точно изнемогающий под лучами палящего солнца; дома почти все с плоскими крышами; недалеко от берега выделяется небольшое, но очень изящное здание вокзала, построенного в мавританском стиле, крытое оцинкованным железом. Постройки блещут новизною, так как город вырос лишь за последние 3–4 года: до тех пор на этом месте ютились 2–3 десятка лачуг.
Еще на пароходе мы встретились и свели первое знакомство с нашими будущими спутниками: студентом гр. Б. и доктором Ш. Теперь мы почти все в сборе, не хватает только нашего зоолога М. М. В-ва, который должен нагнать нас в Ташкенте.
В тот же день выехали мы с почтовым поездом из Красноводска на Самарканд. Поезд какой-то игрушечный, с маленькими вагончиками 2 и 3 классов, выкрашенными белою краскою; в нем имеется вагон-ресторан, что является необходимым, так как на станциях буфеты еще не устроены. В нашем распоряжении оказался отдельный служебный вагон, благодаря случайной встрече с давнишним приятелем и товарищем мужа, инженером Г., который, как оказалось, служит на Закаспийской железной дороги и выезжал встречать министра, а при этом встретил и. нас; свой вагон он любезно предложил нам и мы расположились в нем, как дома.
Ехали в виду моря до позднего вечера, а когда я утром выглянула в окно вагона, тянулась уже степь плоская и гладкая с левой стороны и с цепью гор Копет-Даг с правой; горы эти местами столбчатого строения, выдвигаются сразу из ровной, как стол, степи и тянутся перед глазами в два ряда, из которых задний и более высокий имеет вид стены без выдающихся вершин и всюду приблизительно одинаковой вышины в 2.500-3.000 фут; второй ряд, ближайший, значительно ниже, размыт водою и покрыть травою, теперь уже совершенно выжженною. Грунт степи состоит из лесса.
24 мая. Асхабад проезжали ночью. В 3 часа утра встали, чтобы полюбоваться на развалины старого Мерва, который занимал собою значительную площадь. За мервским оазисом начинается песчаная пустыня, оставившая по себе ужасную память в летописях нашей войны в Средней Азии. Перед нами расстилалось целое море песка желтого, слепящего глаза, все видимое пространство покрыто песчаными барханами, местами поросшими саксаулом и колючкою, местами же совершенно лишенными растительности; по ним шныряет невероятное количество ящериц. Порывы ветра гонят песок по земле, как снег в метель, а в бурю целые тучи его несутся по воздуху, заволакивая все видимое пространство и перемещая барханы с места на место. Вид этот вселяет какое-то отчаяние в душу человека и тянется
Нас предостерегают от употребления сырой воды не только для питья, но даже и для умывания, в виду обилия болезней, распространенных, в Средней Азии: одна из наиболее часто встречающихся здесь — годовик, или «пендинка», не щадящая ни взрослых, ни детей; это большая язва, появляющаяся чаще всего на лице и излечивающаяся обыкновенно через год; она оставляет по себе безобразящие шрамы и рубцы. Реже встречается «ришта»: это паразит, гнездящийся под кожею и имеющий вид длинного волоса; удален он может быть лишь оперативным путем и, говорят, между туземцами есть люди с непостижимою ловкостью выматывающие их из под кожи целиком.
Как мы слышали впоследствии, сарты приводят своим оперативным искусством в величайшее изумление даже врачей: особенно удачно производят они снимание катарактов, вынимание мочевых камней и выдергивание зубов; при последней операции они сажают больного…
… вода, которого и совершается особыми черпаками постоянная поливка улиц; только при этих условиях и возможна жизнь в этих городах в течение всего года. Другая особенность, свойственная этим городам, та, что они резко делятся на два различных города: новый, или русский город, построенный после покорения страны, и старый, или азиатский, центр и сердце которого составляете базар. В азиатской же части города в Самарканде находятся все развалины, замечательные и ныне в виде таковых. Наиболее интересно «медресе» [2] , построенное в XV веке, с находящеюся перед ним площадью «Ригистан», увековеченною нашим художником Верещагиным. Площадь эта не что иное, как громадный внутренний двор, но тут бьется пульс жизни населения: здесь цирюльник с замечательным искусством бреет головы своих клиентов; подальше расположились торговцы с какими-то яствами в маленьких чашечках; на самом припеке на каменных плитах спят оборванные, почти раздетые сарты-рабочие; здесь снуют нищие, дервиши, живущие подаянием; здесь же говорятся проповеди, речи, пламенные воззвания, действующие на религиозный и политический фанатизм толпы. Стены и входы, ведущие в мечеть и медресе, выложены майоликовыми кирпичами, довольно хорошо сохранившимися и изумительными по рисункам и сочетанию красок; некоторые части здания, особенно башни, пострадали от времени и сильно наклонились, грозя обрушиться на приютившиеся у их подножия, лавчонки. Взобравшись по головоломной лестнице на одну из башен медресе, мы долго любовались широким видом на город Самарканд и синеющий вдали Заревшанский хребет с его сложными вершинами и ледниками.
1
10 и 11 стр. отсутствуют
2
Школа
Кроме медресе обращают на себя внимание несколько старинных мечетей, разбросанных по старому городу. Таковы, например, мечеть Шах-Зинда, Биби-Ханым, гробница Тамерлана и другие.
В мечети Шах-Зинда находятся гробницы, под которыми погребены некоторые родственники Тамерлана (проводник перечислял нам, кажется наугад, всякие родственные наименования, до двоюродной тетки включительно). Один из этих родственников считается святым и могилу его, в отличие от прочих, осеняет высокий бунчук. Другая мечеть с знаменитою гробницею Тамерлана находится в южной части старого города. Снаружи это здание так же как и прочие старинные мечети сохранило остатки чудных майоликовых работ; обвалившиеся места замазаны простою штукатуркой. Рисунку состоят из довольно мелких узоров с преобладанием синих и голубых цветов; удивительны они своим неистощимым. разнообразием, и художник употребил бы не один день на то, чтобы рассмотреть их в подробностях, так как каждый вход, каждая колонка, стена отличаются своим особым, не повторяющимся рисунком и сочетанием красок синих, белых, черных. Самый надгробный саркофаг сооружен из темно-зеленого нефрита с высеченными на нем надписями около гробницы Тамерлана погребены его сын, министр и учитель; все эти гробницы обнесены каменного сквозною решеткою с орнаментами неподражаемой красоты. На внутренней стороне стен здания сохранились куски мраморных плит с высеченными на них орнаментами.