На переднем крае
Шрифт:
Мюнхена кажутся совершенно несерьезными.
Миша показывает мне здание, где судили Димитрова, дом, где жил
Вальтер Ульбрихт, дворец культуры, похожий на башню танка Т-34, небоскреб со значком Лейпцигской ярмарки, башню университета, построенную в форме раскрытой книги как здание СЭВ в Москве.
Заходим в магазин. На остатки денег покупаю кое-что из одежды.
Пытаюсь поснимать на свою новую видеокамеру, но она не работает.
Оказывается, и здесь бракованные вещи продают. Когда вернусь в
Мюнхен, надо будет ее обменять.
Обедаем
– Я вчера был в кино, – говорит Миша. – Там показывали пропагандистские фильмы времен ГДР. Сколько же глупостей у них про нас рассказывали! Примерно как у нас про них. Из всех, с кем я тут познакомился, никто не хотел сбежать на запад. Мы-то думали, что они только и делают, что копают подкопы под Берлинскую стену и мастерят воздушные шары и дельтапланы, чтоб к нам перелететь. А они, оказывается, совсем другим занимались. Недалеко от моего дома есть улица Комсомола. Мне недавно объяснили, что это такое. Ты там был?
Вообще у них все не как у нас. А уж как они говорят! Я могу изобразить любой акцент кроме саксонского. У них все не как у нас.
Кстати, на завтра я запланировал велосипедную прогулку. У меня есть лишний велосипед. Поедем в Мюнхен.
– Куда?
– В Мюнхен. Ха-ха, я знаю, что ты подумал. Мюнхены бывают разные.
Ты, наверное, знаешь только тот, что в Баварии. До этого села-переростка на велосипеде было бы далеко ехать. Мы поедем в настоящий Мюнхен, саксонский. Это недалеко. Я его совсем недавно нашел на карте.
До вечера гуляем по городу. Миша показывает мне советский павильон на Лейпцигской ярмарке, русскую мемориальную церковь в память солдат, погибших в Наполеоновских войнах, памятник Битве народов – огромное помпезное сооружение из серого гранита.
Уже совсем темно, и мы собираемся идти к Мише, когда к нам подходят двое подвыпивших молодых людей в кожаных куртках и спрашивают на ломаном немецком языке, где тут можно найти женщин за деньги. Миша пытается объяснить, но они его плохо понимают. Я перевожу им на русский. Они радуются встрече с соотечественником. Один из них говорит мне фразу на непонятном языке.
– Нашел чего стесняться! – говорит он мне в ответ на мое недоумение. – Я сам узнал, что я еврей, за месяц до отъезда.
– Я этого до сих пор не знаю, – отвечаю я. – Я тут совсем по другой статье.
– Перестань! Тут все свои.
– Но я точно не еврей. Во те крест!
– Понимаю, сам крещеный.
– Я даже не крещеный. Я комсоргом был.
– Я тоже. Какая разница?
Наконец Мише удается объяснить им дорогу, и они уходят.
– О чем ты с ним разговаривал? – спрашивает Миша.
– Он принял меня за еврея. Меня почему-то
– За немца? Ну, это зря, честно говоря. Ты похож на восточноевропейца. А как заговоришь – точно на немца не тянешь. Мог бы уж за столько времени научиться.
Легко ему так говорить. Сам-то до сих пор саксонский не освоил.
На следующий день мы едем в Мюнхен. Дорога занимает несколько часов.
Едем, не торопясь, по живописной сельской местности, фотографируемся у дорожных указателей с надписью "Мюнхен".
Последний кадр я делаю у въезда в сам населенный пункт. Саксонский
Мюнхен совсем маленький, всего десяток сельских домиков, одна улица.
В кадре оказывается и знак "конец населенного пункта". Он так близко, что можно прочитать зачеркнутое знаменитое название.
– Ты не знаешь, кто у нас отвечает за работу в Саудовской Аравии? – спрашивает Шуберта коллега.
– Нет, а ты спрашивал у секретарши?
– Спрашивал, но тот сотрудник, к которому она меня послала, не имеет к Саудовской Аравии никакого отношения.
Шуберт включает в телефоне громкую связь и звонит куда-то.
– Ты не знаешь, кто у нас занимается Саудовской Аравией?
– Сейчас соединю…
– Это ты занимаешься Саудовской Аравией?
– Я? Кто такое сказал? Я Израилем занимаюсь.
– А Саудовской Аравией?
– Сейчас соединю…
– Здравствуйте. Я ищу главного по Саудовской Аравии.
– А почему вы ко мне обращаетесь?
– А разве это не вы?
– Давно не я. Я уже полгода как передал дела.
Он диктует телефон. Шуберт звонит снова.
– Это вы занимаетесь Саудовской Аравией.
– Нет, мне предлагали, но я отказался.
Шуберт снова записывает телефон и снова звонит.
– А вы точно знаете, что этим занимаюсь я? Я давно просил об этом, но мне ничего не ответили. Неужели все-таки поручили? Я сейчас позвоню и узнаю.
– Кажется, выяснили, – говорит Шуберт, вешая трубку.
– Вы не замечали, что секретарша все время дает неточную информацию? – спрашиваю я.
– Человеку свойственно ошибаться, – снисходительно замечает Шуберт.
– Да, но она постоянно говорит не то. Это сбивает людей с толку.
– Ничего подобного. За счет этого люди узнают много нового. Я, например, сейчас узнал, кто отвечает за работу в Израиле. Мне скоро может это пригодиться. Главное, чтоб люди не сидели без дела. Если все будут заниматься только тем, что им поручено, ни на что не отвлекаясь, то работа скоро встанет.
У Перельмана в "Занимательной физике" написано, что каждый отдельный муравей тупой, и не знает, куда надо тянуть тростинку, но все вместе они тянут ее туда, куда надо. Хаос обеспечивает порядок. Видимо, так управляются большие коллективы: побольше хаоса, а порядок сам возникнет. Наверное, секретарша для того и нужна, чтобы постоянно будоражить этот муравейник.