На переломе веков
Шрифт:
Новый год в Трансваале, как, впрочем, и в большинстве стран, в конце XIX века не являлся таким уж значимым праздником, в отличие от Рождества. (А что тут праздновать-то? Подумаешь — календарь перелистнули. Так, может, и первое число каждого месяца отмечать?) Поэтому человек, появившийся на пороге моего дома 1 января, был одет совсем не празднично. Возможно, дело было в том, что он являлся фанатичным приверженцем протестантизма и не только не позволял себе, но и гневно осуждал всякие попытки как-то украшать тело и ублажать его деликатесами. Хотя против изысканного
Я сделал небольшой глоток и задумчиво уставился на визави. Многим мой сегодняшний выбор собеседника показался бы удивительным. Лука Мейер был одним из влиятельнейших членов правящий партии и… одним из моих наиболее последовательных противников. Никому и в голову не пришло бы, что я способен привлечь его на свою сторону. Крюгера или там Жубера я еще мог бы попытаться переманить, но даже если бы мне это не удалось, сам факт встречи со мной им поставили бы в вину. А вот Луке Мейеру подобного обвинения бросить никто не осмелится. Он был моим врагом с момента моего появления в Трансваале. И оставался таковым до сих пор. Поэтому на личную встречу со мной согласился совершенно спокойно — для него это было нечто вроде разведки боем в стане неприятеля.
Да-а, задачка убедить его принять мои предложения — нетривиальная. Но куда деваться? Можно сказать, во многом ради этого разговора я и влез в Трансвааль. Если, конечно, вывести за скобки золото…
Гость приступил к серьезной беседе первым:
— Я, конечно, как вежливый человек должен поблагодарить вас за обед, но… не буду этого делать. В конце концов, пообедать я мог и дома. Причем той пищей, к которой привык и которую люблю. Поэтому позволю себе поинтересоваться — зачем вы хотели меня видеть?
Я мысленно поморщился. Экий он ощетинившийся! Ни обед, ни дижестив не помогли…
— Что ж, уважаемый господин Мейер, я готов перейти к делу. — Я сделал короткую паузу, а затем спросил: — Не соблаговолите ли поделиться со мной вашим видением перспектив дальнейшего развития вашего государства?
Лука Мейер насупился:
— Они достаточно просты. Мы и далее будем во славу Господа нашего обрабатывать свою землю, отвергая прелести отступивших от заветов Его.
Я усмехнулся:
— И меня вы относите к таковым?
— Да! — Ответ был прям и резок.
— А, скажем, маркиза Солсбери?
Глаза Мейера полыхнули. Да уж, англичан он ненавидел сильнее всех на свете. Однако его ответ был максимально, я бы сказал, политкорректен:
— Вы одинаковые.
— Вот как? — Я рассмеялся. — Не думал, что и я, и лорд Гаскойн-Сесил одинаково опасны для Трансвааля.
— Вы оба одинаково отвергаете заветы Господа нашего… — гневно начал Мейер, но я резко прервал его. Невежливо, грубо, даже опасно для всего дальнейшего разговора, но если я хотел, чтобы гость начал слушать то, что я ему говорю, следовало для начала вывести его из равновесия. Иначе наша беседа превратится
— Не передергивайте! Я говорю не об этом. Ваши усилия по организации Трансваальской оптово-розничной компании не имеют никакого отношения к заветам Господа нашего и направлены в первую очередь против меня. А Торговая компания Капстаада и Наталя, являющаяся прямым проводником интересов англичан в Трансваале, наоборот, одарена вами существенными льготами.
— А-а-а, так вот как вас зацепило! — торжествующе вскричал Мейер, но я снова прервал его:
— Мне на это плевать! Я ни в малейшей степени не намерен добиваться каких бы то ни было эксклюзивных преференций для теперь уже ставшего — вашими усилиями — практически моим единоличным Русско-Трансваальского торгово-промышленного общества по отношению к любым другим иностранным компаниям. Но я хотел бы справедливости. А также понимания вами того факта, что, как только вы выдавите меня из Трансвааля, его немедленно попытаются захватить англичане.
Мейер удивленно вскинул брови, а затем на его губах заиграла пренебрежительная усмешка. Он открыл рот, собираясь бросить мне в лицо что-то очень саркастическое, но я вновь не дал ему этого сделать:
— Однако я совершенно согласен с вами в том, что, если я останусь в Трансваале на любых, даже самых льготных условиях, это, во-первых, не остановит англичан, и во-вторых, не заставит Российскую империю прямо вступиться за Трансвааль, если, или, вернее, когда англичане решат подгрести его под себя.
Мейер, уже набравший в легкие воздух, шумно выдохнул и удивленно уставился на меня. По его разумению, я только что признался в страшной лжи, которой иезуитски опутал буров, заставив их плясать под свою дудку и с которой он так долго и непримиримо боролся. Но Мейер был политиком и знал, что такой человек, как я, никогда подобных признаний не сделал бы. Даже один на один. Я же не книжный злодей, который, прежде чем убить и… съесть положительного героя, выкладывает ему все свои самые страшные тайны. А значит, если это произошло, он, Мейер, чего-то не понимает про всю ситуацию.
— Ну и какой в этом случае прок нам от того, что вы загребаете себе большую часть нашего золота? — сумрачно осведомился он спустя некоторое время, как видно, так и не придя ни к какому выводу и решив просто подождать — а ну как я проговорюсь еще о чем-то, что сможет прояснить для него положение вещей.
— Выигрыш времени, — спокойно ответил я. — Если вы выдавите меня — нападение последует немедленно, если же нет — вполне возможно, у вас есть еще десять-пятнадцать лет, чтобы получше приготовиться.
Мейер упер в меня напряженный взгляд.
— Значит, десять-пятнадцать лет? — усмехнувшись, произнес он.
— Мне достаточно десяти, — спокойно ответил я, — после чего мне будет даже более чем достаточно быть твердо уверенным в том, что трансваальское золото не достанется англичанам.
Мейер недоверчиво качнул головой. Похоже, он совсем не ожидал от меня ничего подобного.
— Я вам не верю, — заявил он мне спустя несколько минут напряженных раздумий. — Отринувшие заветы Его никогда не отказываются от проклятого металла.