На переломе веков
Шрифт:
Уж не знаю, как там было в начале Русско-японской войны в той истории, что осталась только у меня в памяти, но здесь пока все было нормально. Даст Бог, победим.
Глава 5
— Вы-ы-ы-ыгружа-айсь!
Константин вздрогнул и, оторвав голову от скатанной в валик шинели, окинул полутемное пространство вагона слегка осоловелым со сна взглядом. Товарный вагон, приспособленный для перевозки людей и служивший местом его пребывания последние шестнадцать дней, наполнился грохотом каблуков, шумом, гамом и выкриками.
— Вставайте, господин репортер, приехали! — раздался над головой голос подпоручика Баташова.
С этим молодым жизнерадостным офицером Константин сошелся на второй день пути, когда немного утихла обида на отца. Отец был близким приятелем Алексея Сергеевича Суворина, издателя «Нового времени» — той газеты, где Константин
— К-куда приехали? — недоуменно спросил репортер.
— Станция Хушитай, — проинформировал его подпоручик.
Константин на мгновение задумался.
— А это… где?
— Последняя станция перед Мукденом, — пояснил поручик. И, пряча улыбочку, произнес: — Ну и горазды вы спать, Константин! Всё на свете проспали — и Харбин, и Гунчжулин…
— Да уж. — Молодой человек вздохнул и потряс головой. — Похоже, я вчера сильно набрался.
— Ну… мы все вчера хорошо набрались, — снова разулыбался Баташов. — Последний перегон, да и повод был, чай не каждый год человеку четверть века исполняется.
— Это уж точно, — уныло отозвался репортер, скидывая ноги с нар и наклоняясь, чтобы отыскать задвинутые под нары сапоги с накрученными вокруг голенищ портянками.
В сапоги он переобулся еще дома, опять же по совету отца. Сам Константин собирался оснаститься патентованными английскими ботинками с гетрами, которые, по слухам, предпочитал сам Генри Мортон Стэнли. [45] Но отец отнесся к его планам скептически и настоятельно посоветовал не выкаблучиваться и предпочесть обыкновенные сапоги с портянками.
45
Генри Мортон Стэнли (1841–1904) — британский журналист, путешественник, исследователь Африки.
«Ты ж, насколько я понял, в действующей армии обретаться будешь, Коська, — ухмыльнувшись, сказал он, — ну и где ты там носки отыщешь, когда старые кончатся? Или босую ногу в ботинки совать вздумаешь? А портянки — они в армии всегда есть. Достаточно к любому артельному [46] обратиться».
— Давно стоим? — поинтересовался репортер, торопливо наворачивая портянки и засовывая ноги в голенища холодных сапог.
Слава богу, Сибирь проехали уже давно. Там приходилось на ночь ставить сапоги на верхний ярус нар, иначе утром голенище от холода сжималось так, что едва можно было просунуть руку. От этого ароматы в вагоне царили чрезвычайные. И хорошо еще, что в их офицерском вагоне было всего двенадцать человек, так что верхний ярус был не занят. В солдатских, где ехало по сорок — сорок пять человек, нары были забиты плотно — наверх сапоги не поставишь… А может, и плохо, что людей мало. В конце концов, в тесноте солдатских вагонов явно было теплее. А здесь, несмотря на наличие чугунной печки и пополняемого на каждой станции короба с углем или дровами (ну, что было на станции), у Константина почти все время зуб на зуб не попадал. Хотя по календарю уже наступила весна. Ну да недаром на Руси говорят: пришел марток — надевай сорок порток. А уж в Сибири-то… Только после Читы стало полегче. Температура воздуха несколько повысилась, и по утрам в углах вагона уже не скапливалась изморозь. А после Бухэду они вообще перестали закидывать сапоги наверх.
46
Артельный, или артельщик, избирался из числа солдат открытым голосованием рядового и части младшего начальствующего состава (офицеры и верхушка унтер-офицерского состава в голосовании не участвовали) сроком на шесть месяцев. Отвечал за хранение и расходование имущества и расходных материалов, считающихся собственностью роты. Закупал на получаемые от командира роты деньги приварочную часть продовольствия, принимал от поставщиков основную часть продовольствия
— Ну все, я к роте побежал, — сообщил Баташов, затягивая ремень. — Меня-то Денис Дементьич оставил вас разбудить да присмотреть, чтоб никто ничего в вагоне ненароком не позабыл. Это я уже сделал. И вы, Константин, тут не сильно засиживайтесь. Мы быстро разгрузимся, а потом состав тут же в тупик отгонят.
— В тупик? Зачем?
— А чтоб разгрузке следующего не мешал. Он уже через два-три часа подойдет, а паровозной бригаде отоспаться надо. Расформировывать-то состав никто не будет, потому как он завтра же двинется в обратном направлении. Войска-то потоком идут, — гордо вскинул голову Баташов, как будто в таком непрерывном движении войск была его собственная заслуга. Впрочем, подпоручик отличался этаким неосознанным примазыванием к чужим достижениям. Не то чтобы в корыстных целях, скорее наоборот, совершенно бескорыстных, но отличался. Например, он был очень горд тем, какие у них в дивизии новые пушки. И регулярно давил на уши репортеру их боевыми характеристиками. Да что там давил — почти на каждой стоянке для смены паровозной бригады и перецепления тендера выскакивал наружу и гордо прохаживался мимо платформ, на которых были закреплены укрытые брезентом пушки. Так что Константин уже наизусть выучил и вес снаряда, и дальность стрельбы, и скорость перевода орудия в боевое положение. И ведь подпоручик ни разу не артиллерист, а вот поди ж ты, как все знает.
Когда Константин выбрался на исходившую смоляным духом свежепостроенную разгрузочную платформу, людей там уже оставалось мало. Основная часть личного состава закончила выгрузку из вагонов и сейчас строилась в походную колонну неподалеку. На платформе суетились только артиллеристы, скатывающие на нее свои уже освобожденные от креплений пушки.
Константин окинул их взглядом и пробормотал:
— Калибр — три и сорок пять дюйма, как у старой крупповской образца семьдесят седьмого года, вес снаряда — двадцать два фунта, скорострельность… Хм, вот ведь привязалось! — усмехнулся он и огляделся, разыскивая кого-нибудь из станционного начальства. Разрешение путешествовать с воинским эшелоном ему выбил отец, но по прибытии в Маньчжурию Константину следовало получить аккредитацию при штабе Куропаткина, который, по последним сведениям, находился в Мукдене. А этот эшелон, судя по тому, что сказал Баташов, дальше не идет. Следовало, во-первых, уточнить, насколько все это правда, и во-вторых, узнать, каким образом добраться до Мукдена.
Единственным человеком в мундире железнодорожника оказался жилистый невысокий старик, с гордым видом торчавший у края разгрузочной платформы.
— Не подскажете ли, уважаемый, — обратился к нему репортер, — как мне побыстрее попасть в Мукден?
Железнодорожник окинул его строгим взглядом и поинтересовался:
— А вы хто такой будете?
— Константин Садовничий, репортер, — представился молодой человек и пояснил: — Мне как репортеру надо зарегистрироваться в штабе генерала Куропаткина. Таковы правила.
Железнодорожник кивнул, задумался на минуту и снова спросил:
— А с ешелоном почему ехали?
— У меня было разрешение от штаба военных перевозок, — пояснил Константин, роясь в кармане, — ну и самому интересно было. Я уже два репортажа по пути следования отправил. Из Петропавловска и из Тайшета, — гордо проинформировал он железнодорожника. Как сообщил ему самому редактор отдела репортажей, оба его материала были уже опубликованы и приняты публикой очень благосклонно. Нет, здесь, в Маньчжурии, репортеров уже хватало. В том числе и от его родного «Нового времени». Но все они добирались сюда из Москвы с комфортом, в привычных пульмановских вагонах, а не как он, с воинским эшелоном. Поэтому вот такого репортажа, из первых, так сказать, рук, с вагонных нар, никто еще не писал. Так что воспоминание об этом доставляло молодому репортеру удовольствие. — Вот оно, кстати, — и он протянул железнодорожнику уже изрядно мятую бумажку.
Тот внимательно изучил разрешение, а затем улыбнулся:
— Дык это, можете нанять рикшу, эвон их скока. Как все началось, так многие местные свое ремесло забросили и в рикши подались. Здесь-то многие ешелоны останавливаются под разгрузку, а кому из господ офицеров до Мукдена добраться надобно бывает. Вот местные и зарабатывают. Вы не смотрите, что они такие тошшие, они — жилистыя. Быстро доташшат.
Константин окинул взглядом толпящихся у недостроенного станционного здания китайцев и стоящие рядом с ними легкие повозки с сиденьем на одного человека. Так вот они какие — рикши…