На перепутье: Воительница

Вин Милена

Не было объятий, прощаний. Он ушел по-английски, забрав моего единственного близкого человека. Забрал все и оставил ни с чем.

И все же… Моя ненависть к отцу, обида, живущая все эти годы в сердце, не должны были затмить любовь к сестре. Не должны были заставить прекратить с ней общение, избегать встреч, игнорировать звонки. Моя милая Валери — девочка с твердым характером, упрямая, как отец, и красивая, как мама, — в итоге нашла способ быть рядом со мной. Каково же было мое удивление, когда на одном из заданий мне приставили нового напарника из спецслужбы Южной Кореи… Мелкая умудрилась закончить

академию, сдать сложный экзамен и попасть в оперативный директорат. Она стала такой же удивительной девушкой, какой была наша мать.

Похоже, с ее появлением моя жизнь изменилась. Она наполнилась звонким смехом, улыбками, яркими красками. С тех пор мы стали видеться гораздо чаще, несмотря на неодобрение отца, навещать друг друга. А когда на свет появилась ее маленькая копия, жизнь стала еще ярче…

Теперь же я снова отдаляюсь от нее. Судьбы других людей стали волновать меня больше, чем судьбы родных, и я начал забывать быть старшим братом и дядей. Это увидела даже женщина из другого мира. Почему же я замечаю все в последний момент?..

Сонное сопение нагло вырывает меня из раздумий и смахивает с глаз пелену воспоминаний. Подпирая рукой голову, Наари сидит с закрытыми глазами. Кажется, она находится на тонкой грани между сном и реальностью и никак не может нырнуть в мир грез — неудобная поза вынуждает ее каждый раз вздрагивать.

Отложив еду и помыв руки, осторожно поднимаю девушку на руки. Глаза она не открывает, лишь прижимается головой к плечу, бормоча что-то себе под нос. Дыхание щекочет кожу. Оно теплое, и от этого по телу бегут мурашки.

Положив амазонку на диван и накрыв ее одеялом, сажусь на пол у кофейного столика и включаю ноутбук. Пока усталость не утягивает в сон, а злость на шефа горячит кровь, я могу заняться поиском человека, который может помочь Наари с ее особенной проблемой. Утром я попросил ее, чтобы она начала знакомиться с кельтской культурой. Это поможет нам, в случае если мы отправимся с ней в Шотландию. Хотя я не знаю, когда и как именно мы такое провернем, учитывая, что у нее поддельные документы, а меня не отпускают обязанности на работе, хоть я и оказался отстраненным от дел. Однако в первую очередь я решил поискать какого-нибудь друида, шамана или как их там называют… Чтобы по приезде в мистическую страну кельтов мы знали, к кому можно сразу обратиться за помощью.

Не успеваю я вбить в поисковик запрос, как шепот обжигает мне ухо:

— Жарко, Джон…

Вздрагиваю, едва сдерживаю желание отшатнуться и смотрю на амазонку, не скрывая удивления. А она подползает еще ближе, укутавшись одеялом, что идет вразрез с ее словами, и кладет голову мне на плечо.

«И как я только тебя не услышал? — думаю я, стараясь не шевелиться и поглядывая на приютившуюся возле меня девушку. — Вот кто действительно крадется как кошка… Совершенно бесшумно».

— Спасибо… — тихо говорит Наари и внезапно вскидывает на меня глаза. Невинный взгляд пробирает до мурашек, сердце предательски трепещет, выдавая, как я взволнован. — Что помогаешь мне. Знаешь… — она вдруг потупляет глаза, поправляя сползающее с плеч одеяло, — … я бы хотела подарить тебе огнецвет. Жаль, что в вашем мире они не растут…

— Что такое огнецвет?

Наари вновь смотрит на меня, прижимает

одну руку к ключицам, крепко сжимает пальцами края одеяла. В призрачном свете экрана ноутбука лицо амазонки кажется чуть покрасневшим — но непонятно: от смущения или выпитого алкоголя. После косы черные волосы стали чуть волнистыми, и сейчас они, отливая синевой, густыми волнами струятся по ее плечам до самого пола. Это выглядит так… красиво.

— Это огненный цветок, — объясняет девушка, при этом теребя второй рукой одеяло на коленках. Волнуется. — Обычно его дарят мужчины, но я не хочу придерживаться этого правила. Я подарила бы тебе его первая.

— И… что бы это значило? — спрашиваю, хотя сам уже догадываюсь, какой смысл несет подобный подарок. Почему-то хочется это услышать. Услышать, о чем она предпочитает молчать.

После вопроса моя амазонка тихо, но рвано вздыхает и отводит взгляд.

— Я не могу сказать. Пока что не могу…

— Ладно, — киваю и, поражаясь собственной смелости, кладу ее голову обратно на плечо. — Скажешь, когда будешь готова. Я не тороплю.

Слышу, как она сглатывает, нервно и тяжело. От этой близости в груди разгорается огонь, сознание туманится, и я запоздало понимаю, что это было плохой затеей — позволить ей остаться рядом.

«Ничего особенного, — заверяю я себя. — Она просто прижимается к плечу».

И все же это не так. Не могу проигнорировать это внимание, которое она проявила ко мне. Не могу и не хочу. Сердце грохочет, мысли путаются, и внутри появляется некое чувство пустоты. И только тихое сопение слегка проясняет сознание.

Уснула. С ума сойти! Поразительная женщина... Оставила меня волноваться за двоих.

Хмыкнув, продолжаю поиски, стараясь не будить амазонку. А откуда-то из глубины поднимается весьма неожиданное желание тоже подарить ей цветок. Не огненный, конечно… Но думаю, букет пионов ей наверняка понравится.

Глава 27. Обвинение

Джон

Самое ужасное чувство, оседающее внутри после того, как мысли проясняются, — чувство стыда. Не скажу, что много раз с ним сталкивался… Но достаточно много раз наблюдал за подавленным состоянием других. Так же и сейчас: завтрак проходит в тишине, прерываемой лишь звяканьем вилок о тарелки. Девушки стараются не смотреть ни на друг друга, ни на меня с Мэй — делают вид, что полностью сосредоточены на омлетах и тостах, приготовленных мной и Мэй с великой любовью. Действительно с любовью, ведь пока дамы отсыпались, мы с мартышкой успели погулять с Бонни и приготовить для Валери и Наари вкусный завтрак.

На кухне царит жуткая, напряженная атмосфера, которую не замечает разве что только Мэй, с наслаждением уминающая тосты. Рядом со мной сидит амазонка, и по тому, как она сжимает вилку и как нервно вздымается и опадает ее грудная клетка, я понимаю, что причинами ее волнений стал я и ночной разговор.

Губы само собой растягиваются в довольной улыбке, и я как бы невзначай касаюсь коленкой ее ноги. Она тут же вздрагивает, будто от удара током, едва не опрокидывает стакан с соком и вскидывает на меня свои большие зеленовато-голубые глаза. Да, пожалуй, ее глаза намного ярче, чем у похищенных женщин…