На первой полосе

Корбетт Вэл

— Африкаанс. Мы на нем говорим дома. Надеюсь, вы ничего не поняли из сказанного. Я, э-э, делилась своими впечатлениями с одним старым приятелем, который делает для меня фотографии. Все сроки уже истекли, а материал не готов.

— Я не поняла ни слова. Если вы заняты, я зайду завтра.

— Ну с этим делом я разобралась. А вы, должно быть, Катя Крофт. Я Джоанна Глейстер, очень приятно. — Она протянула свою тонкую руку. — В вашем резюме говорится, что вы были помощником редактора, поэтому будете мне полезны. В данный момент у меня проблема с подбором материала, а номер пора сдавать в печать, — Джоанна посмотрела на часы. — Я уже на час опоздала.

Когда Джоанна протянула Кате два карандаша и англо-испанский

издательский справочник, та поняла, что собеседование закончено. Катя, не писавшая и не редактировавшая до этого ничего, кроме статей о косметике, предназначенных для подростков, погрузилась в репортажи местных корреспондентов. Она переписала материалы о расследовании смерти мужчины из Престона, погибшего во время купания со своим внуком, статьи о результатах конкурса «Мисс Мокрая Футболка», состоявшегося в Санта-Посне, и о неприятных последствиях забастовки французских авиадиспетчеров.

С этого дня Катя и Джоанна начали чрезвычайно успешную совместную работу. «Майорка ньюс» стала процветать. Число британских туристов за год возросло вдвое, и все больше англичан приобретало дома на острове. Увеличилось количество читателей, и, следовательно, увеличились доходы от размещения рекламы.

Катина зарплата была мизерной, но она вдруг обнаружила, что все дольше задерживается в редакции, часто засиживаясь там допоздна, и возвращается в квартиру только поесть, поспать и позаниматься любовью. Это стало приводить к ссорам. Майк спрашивал, зачем нужно тратить столько времени, чтобы в результате получать гроши.

Но она втянулась в работу. Недели полной зависимости от Майка заставили ее понять, что женские мечты о легкой жизни, когда все усилия сконцентрированы лишь на заботе о своей внешности, совершенно не соответствуют реальности, и такая жизнь ведет к потере самоуважения.

Она радовалась, что сумела это вовремя понять, и решила никогда больше полностью не посвящать свою жизнь мужчине.

Итак, поглощенная работой и к тому же, получившая приглашение от Джоанны переехать к ней на квартиру, Катя твердо решила порвать с Майком, хотя тот долго умолял ее остаться. Но он довольно быстро нашел ей замену и Катя спрашивала себя, любил ли ее Майк. Ей было искренне жаль тех, кто пришел ей на смену.

Несколько месяцев спустя на остров в грустном и подавленном настроении прибыла Лиз. До этого она не принимала приглашения: Кати провести на Майорке отпуск, но обстоятельства изменились. Последние восемь недель были для Лиз сплошным кошмаром: ее мать умерла, а «Дейли грэфик» закрылась, оставив девушку без работы. Лиз часто звонила Кате, и та, как могла, пыталась поднять упавшее настроение своей подруги, выслушивая и утешая ее.

— Самое лучшее, что ты можешь сделать, — говорила она Лиз, — это бросить все и приехать на время ко мне, пока все не уляжется. Ну, что скажешь?

Лиз не надо было долго убеждать. С трапа самолета сошла бледная, рыхлая и одутловатая Лиз. Когда Катя познакомила ее со своей новой подругой, Джоанна сразу подумала, насколько она не похожа на ту живую, напористую Лиз, которую она представляла себе по рассказам Кати.

Проходили дни, а Лиз продолжала бродить по квартире, не желая, а, может быть, не имея сил выйти из депрессии. Джоанна, всегда переживавшая за других людей, старалась, чтобы Лиз чувствовала себя в ее квартире желанной гостьей, она готовила аппетитные кушанья, украшала комнаты цветами и мягко пыталась вызвать Лиз на разговор.

Через десять дней после приезда Лиз, подруги, придя домой после работы, обнаружили в холодильнике бутылку вина. Лиз сказала, что хочет поговорить обо всем, что случилось. Она не может больше держать все в себе. И больше всего ей хочется рассказать о причинах, которые привели к смерти матери.

Срывающимся голосом Лиз открыла

им, что — как Катя и предполагала — мать умерла не своей смертью. Сьюзан Уотерхаус покончила жизнь самоубийством. Катя безуспешно пыталась скрыть потрясение — в разговорах по телефону Лиз не обмолвилась об этом ни словом. Теперь она говорила, насколько велика ее вина: ее так захватила карьера, что у нее почти не оставалось времени для матери. Лиз старалась представить себе, о чем думала ее мать перед тем, как выпить смесь из алкоголя и таблеток от бессонницы, выписанных ей лечащим врачом.

Все началось после смерти отца Лиз. Сьюзан Уотерхаус уже давно потеряла красоту, благодаря которой она и вышла замуж двадцать шесть лет назад. Замужество погубило не только ее внешность, но к растерзало ее душу. Муж изводил ее своими придирками, мелочностью и упреками. По правде сказать, когда он умер от сердечного приступа в реанимационном отделении в Королевском лазарете Нью-Касла, Сьюзан вздохнула с облегчением.

Провожая шестидесятилетнего отца в последний путь, Лиз и ее младшая сестра Сара с трудом пытались припомнить счастливые моменты своего детства, чтобы осознать тяжесть утраты, но это оказалось нелегко. Они его помнили домашним тираном — когда он после работы ставил машину в гараж, дети всегда наблюдали за выражением его лица. Если отец был в плохом настроении — телевизор сразу же выключался, срочно доставались школьные учебники и воцарялась напряженная тишина. Если отец внезапно не срывался, то ужинали молча. Но несмотря на все меры предосторожности, любой пустяк, например отсутствие соли на столе, мог вызвать бурю, заканчивающуюся тем, что отец избивал одну из них. Он держал их в вечном страхе, к казалось, воздух дома был пропитан боязнью даже в отсутствии отца.

Несколько недель после похорон были самыми спокойными для Лиз и ее матери. Они строили дальнейшие планы. Сьюзан Уотерхаус хотела продать дом и купить небольшую квартирку в Лондоне, чтобы жить рядом с Лиз. Впервые у нее появилась возможность помочь хотя бы одной из дочерей. Она собиралась жить в том же доме, что и Лиз, но в отдельной квартире. Она не хотела вмешиваться в жизнь незамужней дочери, в то же время стараясь быть к ней поближе.

Лиз никогда прежде не видела, чтобы мать так часто улыбалась — пока не огласили завещание. Первым ударом было то, что их дом, деньги за который считались уже давно выплаченными, оказался заложенным. Второй, и самый сильный удар — вся собственность по завещанию переходила другой женщине, которая назвала себя миссис Алекс Уотерхаус. Через адвоката Сьюзан Уотерхаус выяснила, что двадцать четыре года из двадцати шести лет их семейной жизни ее муж был двоеженцем. В часе езды от их дома жила его вторая семья, в которой он также был отцом двоих дочерей. И что еще больнее, как она потом узнала, в отличие от ее собственной семьи, та, другая семья, была счастливой. Там диктатор превращался в мягкого человека.

Сьюзан так и не оправилась от удара. Она никогда еще не чувствовала себя настолько несчастной. Как той, другой женщине, удалось сделать так, чтобы он был добрым, ласковым и заботливым? И чтобы такой суровый человек стал любящим отцом?

В квартире Джоанны Лиз начала рыдать.

— Мама всегда меня убеждала, что у нее все в порядке. Может быть, я просто хотела в это верить. Никогда себе не прощу.

Джоанна и Катя внимательно слушали, не перебивая.

— Я снова и снова прокручиваю все в памяти. Наверно, меня слишком легко было одурачить. После того как отец умер, мы все выходные проводили вместе. Или я к ней ездила, или она сама приезжала. И по крайней мере, пару раз в неделю мы обычно подолгу разговаривали по телефону. Она наконец увидела во мне взрослую женщину, и это было здорово. Почему я не увидела ее душевных мук… я уже никогда не узнаю.