На плахе Таганки
Шрифт:
Господи! И вот слова Славиной, больной, несчастной бабы.
22 июня 1994 г. Среда, мой день
Вчера корреспондентша:
— Филатов совсем плохой, что-то с ним... О вас они говорят, что вы не русский.
— Как! Золотухин — не русский?!
— Псевдорусский.
Я смеюсь над ними. Это действительно симптомы, никуда не годящиеся... Вот такие пироги.
Я в своем рвении, конечно, перегнул палку, употребляя и вспоминая отца. Редактор «Нашего наследия» более правильную формулировку этого пункта высказал. Государство разрушало в том числе и храмы. Действительно, была гласно или негласно передана директива: крушить попов, преследовать, изгонять. А дураку дай волю, он лоб расшибет. И прости ты меня, Сергей
25 июня 1994 г. Суббота
«Она от него не отходит». Это про Шацкую и Филатова.
29 июня 1994 г. Среда, мой день
Надо постепенно начать соображать, что делать на воле, когда выйду из заключения. Теперь я понимаю, почему отсидевшие срок вольно или невольно стремятся опять в тюрьму, под надзорность и навязанный распорядок дня и жизни. И человек привыкает, как я привык спать с лекарствами. Что я делать буду без них — ума не приложу!
Выверяю перепечатанные Луневой первые дневники. Неряшливые записи, писульки, жалобы, и вдруг раз — целые страницы прозы, почти целиком потом вошедшие в повести и рассказы.
2 июля 1994 г. Суббота
Это так замечательно, что они квартиру получили... Теперь вся трехкомнатная — Денисова. Ему об этом хоть думать в жизни не надо.
Страдаю отсутствием голоса. Был бы у меня голос, я бы сейчас что-нибудь придумал и не сидел бы бобылем. Я бы куда-нибудь закатился, я бы кому-нибудь позвонил, я бы кому-нибудь чего-нибудь спел, рассказал. Я бы от кого-нибудь услышал про себя хорошие слова — какой я талантливый, добрый и честный. Хотел написать «чистый», но какой я чистый, когда я воюю, хочу или нет, с Губенко-Филатовым. Почему? Как это случилось?! Зачем?!
3 июля 1994 г. Воскресенье
Почему я выспариваю Пастернака у Набокова или вдруг заплачу над Есениным, и оба они потускнеют, и уйдут их рассуждения гениальные, когда вдруг зазвучат в голове строфы «Снегиной».
«Ты сыграл своего Гамлета в „Живаго“, — сказала мне Люся Высоцкая. Абрамова, а я написал „Высоцкая“. И не ошибся. Она самая Высоцкая из всех его женщин, любимых им.
6 июля 1994 г. Среда, мой день
Государство изуродовало моего отца. Это государство его устами отдавало приказы разрушать церкви, скидывать колокола, топтать иконы и топтать в злобе мою мать. Это государство выдвинуло его в мстители пришлой власти, это государство вложило в его руку пистолет политрука. Государство сначала заставило меня восхищаться подвигами раскулачивания моего отца, а потом произносить проклятия, предавать моего отца и сваливать грехи власти на него... Отец, прости меня! Но государству наши уродства я простить не могу. Я буду мстить ему. Я буду проклинать большевиков и отцов их, марксистов-коммунистов-социалистов и прочих гадов, болтающих о равенстве, братстве и пр. О, как страшен их дух!
13 июля 1994 г. Среда, мой день
Что называется — приехали. Уже начальник отдела культуры мне передал: на планерке новый священник прямо и с первых слов заявил: «Я заниматься строительством не буду, мне это не под силу».
14 июля 1994 г. Четверг. Белокуриха, «Россия»
У меня задача: найти какой-нибудь банк, пока здесь глава администрации Тищенко, под десять соток земли или... черт его знает, как это делается?! Что делать?! Как сдвинуть строительство с мертвой точки?! Господи! Услышь меня, помоги нам... помоги моему селу поднять храм. «Миром поднимется храм...» Смеются миряне надо мной, потому что мир нищий и неверующий.
19 июля 1994 г. Вторник
Что
21 июля 1994 г. Четверг
Огорчительная поездка в Быстрый Исток. Огорчительная опять из-за бесконечных и умных слов батюшки в камеру и «мимо кассы». «Почему первая попытка (фундамент, строительство) была неудачной? Не было Божьего благословения, то есть люди, начинавшие это, не с чистым сердцем...» И опять невнятные, бесконечные примеры, цитаты из Библии: «Храм-де построим, а веры истинной нет... вот в Смоленском...» Но хорошо, что Людмила М. категорически на моей стороне. Она считает, что с таким батюшкой храм не построишь. Но меня обнадежила реакция о. Бориса на сообщение о пятидесяти миллионах: «Значит, мы можем что-то начать?» Да, батюшка, да, вы можете что-то начать. Эти слова во мне надежду посеяли — при соответствующих миллионах он начать не отказывается.
Божье благословение надо заслужить. Над ним надо работать и душой и телом, нельзя сидеть сложа руки. Потеряли проект храма. Не сжег ли его о. Евгений в отместку всем? Дескать, попрыгайте без меня! Или куда-нибудь запрятал его подальше. Но Тищенко говорит: «Найдем, и о. Евгения найдем, если надо». А я сразу в панику: еще одна отмазка у о. Бориса — проекта нет, не можем ничего делать.
24 июля 1994 г. Воскресенье. Вечер, вернулись из Сросток
Накоротке, но весьма полезный был разговор с главой Алтайской администрации Коршуновым Львом.
Обещаю не пить, не курить и мяса не есть, пока не услышу звон колоколов над Быстрым Истоком. На том и разошлись.
Обвалился на Пикете помост. И много человек в мгновение исчезло с глаз публики, люди подумали — так задумано, артисты... Ренату Григорьеву с травмой головы и ноги увезли в больницу, также Любу Соколову и еще одного мужика. Того беднягу я видел — хлестала кровь из горла или из носа, не понял. Праздник был испорчен, хотя ведущий в микрофон успокаивал толпу: ничего страшного, товарищи, не произошло, праздник продолжается. Пока я подписывал книги, фотографии, слышал, как нес что-то Панкратов-Черный, будто бы Жора Бурков говорил ему перед смертью: «Саня, Васю убили. Ему пустили в каюту инфарктный газ... Вася был очень аккуратный человек. Иногда писал в туалете, сев на толчок и подложив на колени фанерку. Там он писал свои замечательные рассказы. У него было все по полочкам, аккуратно. А когда вошли в каюту — рукописи были разбросаны. Все было в беспорядке...»
27 июля 1994 г. Среда, мой день. Москва
Звонок в дверь — открываю. На меня направлен автомат, два человека в милицейской форме. Жена не оставила мне телефоны охраны, метался, метался и плюнул — а сигнализация сработала. Слава Богу, все обошлось.
Денисов Э. попал в аварию. «В него врезался „Мерседес“. Сшивали по кусочкам. Увезли во Францию». Так мне сказал Глаголин.
Мы выиграли кассационный суд. Москомимущество выдало нам документ на владение всем зданием. Группа Губенко подает в высшие арбитражные инстанции. Борьба продолжается.
31 июля 1994 г. Воскресенье
Гурченко обо мне:
— Мой любимый артист... Мы с вами не снимались, но мы были приглашены как литераторы...
Это мне запало — «любимый артист». Что она в виду имела?..
«Послушай, Феллини». Сумасшедшая, грандиозная работа актрисы Гурченко. Завидовал, как двигается, танцует, поет... и играет. Но зачем она каждой клеточкой, каждым квадратным сантиметром пространства экрана доказывает, какая она талантливая и зря ее так долго не снимали?.. Этот бесконечный реванш... Зачем?! Это какая-то тогда опять ущербность, какой-то комплекс. Нельзя показывать своих страданий, нельзя их демонстрировать, у меня тоже это есть. Хотя нет. От этого нет полного захвата моего сердца, души. Я тоже вместе с ней начинаю считать... и все. А вообще-то, конечно, феномен, но какой-то агрессивный. Энтузиаст, как сказал бы да и говорил Грушницкий мой.