НА ПОЛПУТИ В АД

Колльер Джон

– Ник, эту шутку дурного тона вы специально приберегли к моему приезду?

– Постой, голубка, – сказал Ник. – Дай автору случай отличиться. Он написал этот сценарий кровью своего сердца. Продолжайте, Чарли.

– Правда, Линда. В сценарии есть и смех, и слезы.

– Смех?

– Там тебе попадают эклером в физиономию. Настоящим…

– Скажи-ка, а что еще ты для меня припас? До бурлеска не дошло? Хватит. С меня довольно.

– Жанна д'Арк начинала с фермы, голубка.

– В Жанну д'Арк никто не швырялся пирожными с кремом.

– С

нею обращались еще хуже, радость моя, она доила коров, – убеждал Ник. – Я ведь там был. Я сам все подстроил.

– Что это значит «Я там был»? – взвизгнула Белинда. – Ты уже начинаешь мне врать? Лечу в Рино. А впрочем, нет. Не забудь, что ты вставил в мой контракт, когда мы были в Юме. Я одобряю или отвергаю сценарий.

– Ну что ж, радость моя, Чарлз напишет такой сценарий, что ты будешь довольна. Может быть, сыграешь молоденькую девушку, которая мечтает попасть на сцену. Тогда можно будет прочитать монолог Джульетты на какой-нибудь вечеринке. Если там присутствует крупный продюсер.

– Нет, не напишет.

– Нет, напишет.

– Нет, не напишет. Это мое последнее слово.

– Нет, напишет, – упорствовал Махмуд. – Прелестный сценарий. Роль, от которой весь мир с ума сойдет. Настоящий мир. Напишете, Чарлз?

– Да если начистоту, то не напишу, – ответил я.

– Что?

– Посмотрите на часы. Разве вы не слышали, как пробило полночь?

– Ну и что с того?

– А вот что. Ник, – сказал я. – Прошло два месяца. Сегодня – теперь уже вчера – был последний день, когда вы имели право требовать продления контракта. Боюсь, что вы прозевали. Я свободен!

– Силы ада! Впору провалиться на этом самом месте!

– Ники, ты должен нанять сценариста, пусть напишет мне такую роль, чтобы действие происходило в Нью-Йорке. И роли для моих собачек.

– Твои собачки издохли, – объявил я. – Наелись печеньиц.

– Чарли! Собачки!

– Провалиться мне на этом самом месте! – бормотал Ник. – Прозевать срок продления контракта!

– Вот так вот, – сказал я. – Прозевали. Теперь проваливайтесь!

– Так я и сделаю! – воскликнул он и топнул ногой.

Тут он схватил – Белинду в охапку, и-раз! – оба провалились сквозь землю.

Я выбрал себе в петлицу орхидею поменьше и пошел в ночной клуб. На другой день я вернулся на песок Малибу.

ДОЖДЛИВАЯ СУББОТА

Перевод. Загот М., 1991 г.

Был июль. Посвист, бульканье и еще сотня звуков, что всегда сопровождают дождь, сделали семейство Принси пленниками их большого и унылого дома. Все члены семейства сидели в гостиной, каждый в кресле-озерке из потускневшего и сыроватого ситца, а четыре высоких окна лили обильные слезы.

Этот дом, неухоженный и не радующий глаз, был нужен мистеру Принси, ибо он испытывал отвращение к своей жене, дочери и растяпе-сыну. Прогуливаться по деревне, без тени улыбки подносить руку к шляпе – в этом состояла для него радость жизни. Он испытывал холодное наслаждение,

вспоминая эпизоды из бесконечно далекого детства, – вот он находит в оранжерее пропавшую деревянную лошадку, вот видит в толстой стене отверстие, через которое сочится свет. Но теперь все это под угрозой – его аскетическая гордость занимаемым в деревне положением, его пылкая привязанность к дому, – а из-за чего? Из-за того, что Миллисент, его флегматичная и туповатая дочь Миллисент, наконец проявила свой идиотизм в полной мере. Мистер Принси, борясь с отвращением, отвернулся от.. нее и заговорил с женой.

– Ее упекут в сумасшедший дом, – сказал он. – Сумасшедший дом для преступников. А нам придется куда-нибудь уехать. Иначе сживут со свету.

Его дочь снова затрясло.

– Я покончу с собой, – сообщила она.

– Тихо, – осадил ее мистер Принси. – Времени у нас в обрез. Выслушивать твою чушь некогда.

Я займусь этим сам. Джордж, – обратился он к сыну, безучастно смотревшему в окно. – Иди сюда. Скажи-ка, далеко ли ты продвинулся в медицине, прежде чем тебя выгнали как безнадежного?

– Ты это знаешь не хуже моего, – откликнулся Джордж.

– Ты в состоянии… В твою башку вбили достаточно, чтобы ты мог определить: что о такой ране скажет знающий доктор?

– Как что? Скажет, что от удара.

– А если с крыши упала черепица? Или откололся кусок перекрытия?

– Ну, отец, вообще-то…

– Возможно такое?

– Нет.

– Почему?

– Потому что она ударила его несколько раз. – Я этого не вынесу, – вставила миссис Принси.

– Куда же ты денешься, дорогая, – сказал ее муж. – И попрошу без истерики в голосе. Вдруг кто-то случайно услышит. Мы сидим и говорим о погоде. А если, к примеру, он упал в колодец и ударился головой несколько раз?

– Не знаю, отец, честно.

– То есть он ударился о боковины несколько раз, пока летел вниз тридцать или сорок футов… да еще чтобы и угол был подходящий. Нет, боюсь, это не пойдет. Придется еще раз, с самого начала. Миллисент!

– Нет! Нет!

– Миллисент, мы должны как следует во всем разобраться, с самого начала. Вдруг ты что-нибудь упустила? Одна – единственная мелочь может нас спасти или уничтожить. Особенно тебя, Миллисент. Ты же не хочешь попасть в сумасшедший дом? Или на виселицу? А могут отправить на виселицу, Миллисент, могут. Хватит трястись. И говори потише, ради всего святого. Мы беседуем о погоде. Давай.

– Не могу. Я… Я…

– Успокойся, девочка. Успокойся. – Свое удлиненное, бесстрастное лицо он приблизил к лицу дочери. Какое отвратное, какое жуткое существо эта его дочь! Не лицо, а тарелка, челюсть тяжеленная, фигура корявая, как у молотобойца. – Отвечай, – продолжал он. – Ты была в конюшне?

– Да.

– Минутку. Кто знал, что ты была влюблена в этого недоделка-викария?

– Никто. Я никому и словом…

– Можешь не сомневаться, – прервал ее Джордж, – об этом знает вся деревня, пропади она пропадом. В «Плуге» про них целых три года точат лясы.