НА ПОЛПУТИ В АД
Шрифт:
Я спустился вниз. В гостиной было темно. Я окликнул Эрла и направился через всю гостиную – от лестницы к выключателю. На полпути я обо что-то споткнулся… это оказался опрокинутый торшер. Ну и грохнулся я со всего размаху – и налетел прямехонько на Эрла. Я почувствовал, что он мертв. Я встал, нашарил выключатель. Эрл лежал там, где я и полагал. Похоже было, что на него напал какой-то сумасшедший. Изрубил чуть ли не на кусочки. Господи!
Я тотчас же схватился за телефон и позвонил в полицию. Натурально, пока они туда ехали, я огляделсяпо сторонам. Но прежде всего я просто слонялся по особняку,
– Конечно, могу, – сказал Логан.
– Вполне естественное состояние, – поддакнул я.
– Они-то подумали, что тем самым прижали меня к стенке, – продолжал Рид. – Так и заявили мне прямо в лицо. Идиоты! Словом, я помню, что озирался по сторонам и вдруг увидел орудие убийства. У Эрла в кухне красовалась разнообразнейшая кухонная утварь. Это была продукция одного из наших филиалов. В частности, был у него топорик для рубки мяса – такой можно увидеть в первой попавшейся мясной лавке. Он валялся в комнате на ковре.
Словом, понаехала полиция. Я рассказал все, что мог. Эрл был спокойным человеком. Не имел врагов. Да и у кого гсть такие враги? Я решил, что там побывал какой-то маньяк. Ничего не было похищено. Значит, не разбой, разве что туда нагрянул какой-нибудь полоумный бродяга, и его что-то так напугало, что он побоялся что-либо прихватить.
Кто бы там ни был, смылся он крайне аккуратно. Чересчур аккуратно для полиции. И чересчур аккуратно для меня. Искали они отпечатки пальцев, но ничегошеньки не нашли.
В делах такого рода у них разработана нескончаемая тягомотина. Не стану утомлять вас каждой подробностью. По-видимому, данная процедура оказалась несостоятельной: тот парень им не по зубам. Но, конечно, полиции хотелось произвести арест. Вот они и предъявили обвинение мне.
Дело у них было построено на частице «не». Бог их знает, на что они надеялись. Может быть, они-то рассуждали иначе. Но поймите: одно дело, если бы у них замкнулась цепь убедительных косвенных улик и мне бы все сошло с рук только благодаря тому, что разделились голоса присяжных, и совсем другое – признать, что от истинного преступника не осталось ни пуха ни пера.
Какие улики свидетельствовали не в мою пользу? То, что в доме не оказалось и следа кого-то третьего! Да это свидетельствует только о их треклятой беспомощности, больше ни о чем. Убивает человек своего лучшего друга Ни с того ни с сего? Отыскали они хоть какую-то причину, хоть какой-то мотив? Первым делом они принялись искать женщину. Умственные способности у них-как у подписчиков бульварных газетенок. Прочесали наши денежные дела-и его, и мои. Попытались даже раскрыть какую-то связь с каким-то подпольем. Господи, знали бы вы, что это такое – терпеть перед собой лица, сошедшие со страниц комиксов, и сталкиваться с умами под стать лицам! Если вас когда-нибудь обвинят в убийстве, лучше уж повесьтесь в камере в первую же ночь.
Под конец они вцепились в шашечную партию. Бедные,
Разумеется, мой адвокат не оставил от их построений камня на камне. Благодарение Господу, у нас в ту пору царило повальное увлечение – в обеденный перерыв все как один играли в шашки. Очень скоро адвокат отыскал с полдюжины сотрудников, готовых поклясться на Библии, что ни Эрл, ни я никогда не принимали эту игру всерьез, да еще до такой степени, чтобы из-за нее передраться.
С другими мотивами полиция и вовсе не могла выступить. Полное отсутствие. Оба мы – и он, и я – вели образ жизни простой, заурядный, обыденный, открытый как книга. А полиция с чем выступила? Не могла отыскать того, за отыскание чего ей платят деньги. За это она решила послать человека в камеру смертников. Дальше ехать некуда.
– Звучит странновато, – заметил я.
– Да, – поддержал он с пылом. – Вот именно странновато. Они получили то, чего добивались: девять присяжных проголосовали за оправдание, трое – против, и тем самым полицейские уберегли честь мундира. Там еще оставался простор для намека, что они с самого начала вышли на верный путь поисков. Но можете себе представить, на что с тех пор похожа моя жизнь! Если вас, друзья, когда-нибудь постигнет нечто подобное, – удавитесь в камере в первый же вечер.
– Не надо так говорить, – возразил Логан. – Послушайте, вам пришлось нелегко. Хуже не бывает. Но черт возьми! Эта полоса кончилась. Теперь вы здесь.
– И мы здесь, – прибавил я. – Если это служит хоть слабым утешением.
– Служит ли утешением? – сказал Рид. – О Господи, да знали бы вы, каким еще утешением! Я никогда не смогу вам рассказать. Не горазд я на такие речи. Поймите, я затаскиваю вас в эту трущобу, а вы единственные из всего человечества относитесь ко мне по-человечески, и я на вас выплескиваю всю эту муть и даже не предлагаю ничего спиртного. Ну ладно, сейчас я вас угощу; уж этот-то напиток вам понравится.
– Я бы с удовольствием хватанул виски со льдом, – сказал Логан.
– У меня найдется кое-что получше, – заверил Рид, направляясь в кухоньку. – У нас там в Джорджии, в нашем медвежьем уголке, есть свой фирменный коктейль. Но только его надо приготовить по всем правилам. Минуточку погодите.
Он скрылся за кухонной дверью, и мы услышали, как хлопают пробки, гремят бокалы, что-то наливается и переливается. Покуда это происходило, Рид по-прежнему переговаривался с нами через порог.
– Хорошо, что я вас сюда затащил, – говорил он. – Я рад, что все выложил вам начистоту. Вы не представляете, что это значит – когда тебе верят, когда тебя понимают. О Господи! Я словно воскрес.