На пороге бессмертия
Шрифт:
Рассказ Могилы о мести за свою жену, попал на благодатную почву и заинтересовал Самореза. Как тут говорят, Могила попал в цвет.
Понемногу, Саморез всё ближе подпускал Могилу к себе и вскоре, они образовали свой круг, вход в который, посторонним был невозможен.
Могила в красках поведал Саморезу историю из-за которой, он и получил свой срок: «Однажды вечером, он, как обычно, выкопал очередную проплаченную родственниками покойного могилу и уселся на выброшенную из ямы землю, перекурить.
В это время, как на грех, мимо проходили трое
Ответ измазанного в сырой земле, с недельной щетиной мужика, парней не удовлетворил и они решили его обшманать.
– Тебе чё, сигарет что ли жалко? Вон у тебя пачка из кармана торчит, я же видел, как ты её туда засунул, – подошёл к нему один из парней, самый здоровый.
Парень не церемонясь залез к Могиле в карман и вытащил из него несколько смятых купюр.
– Во, пацаны, гляньте как у нас землекопы живут! – поднял парень вверх руку демонстрируя своим друзьям находку в чужом кармане.
А дальше, всем присутствующим стало уже не до стёба, им стало по-настоящему страшно.
Отточенная до почти бритвенной остроты штыковая лопата мелькнула в воздухе и словно горячим ножом сливочное масло, отсекла парню поднятую вверх руку.
Всё произошло на столько стремительно, что парень ещё некоторое время стоял и с идиотской улыбкой, пялился на упавшую ему под ноги, отсечённую по локтю руку с крепко зажатыми в ней, купюрами.
Лопата мелькнула ещё раз и из рассеченного живота парня, вывалились дымящиеся кишки.
Скорая помощь вызванная его перепуганными друзьями, приехала очень быстро и жизнь парню удалось спасти, но инвалидом он всё-таки остался. А Могила получил за своё злодейство, десять лет колонии и в тысяча девятьсот девяносто восьмом году оказался там, где сейчас и находился.»
– Вот так я и сменил чистый кладбищенский воздух, на душную камеру в СИЗо, – закончил свой рассказ Могила.
– Ну что, я всё о себе, да о себе. Ты то, что так и хочешь весь свой срок от звонка до звонка, на зоне провести? – поинтересовался Могила у Самореза.
– А что, разве есть варианты? – усмехнулся Саморез.
– Вариантов нет только у покойников, это я тебе как профессионал в своём деле, говорю. А у живых, всегда есть выбор. Пусть даже между жизнью и смертью, но выбор, – ответил Могила. Ты вот например, вообще, чего хочешь?
– Да как все, на свободу хочу, – пожал Саморез, плечами.
– Ну не скажи – как все. Здесь у каждого своя думка. Кто-то вон, в блатные метит, кто-то мужиком хочет оставаться и репутацию свою не замарать, а кто-то, за свободу готов и мать родную продать. Ты ведь здесь человек случайный и посвящать свою жизнь тюрьме как я понимаю, не собираешься. Ну и на хрена тебе играть по чужим правилам? Иди в красные, там у тебя будет шанс выйти на свободу раньше срока. Не хочешь один пойти, я тебя поддержу, с тобой пойду.
– Ну ладно я, человек на зоне случайный, но
– Да по хрен мне на братву, ты на волю уйдёшь и я с тобой, – усмехнулся Могила.
– Как это?
– Да как-нибудь, – снова усмехнулся, Могила. – Наша с тобой задача, зону перекрасить, тогда тут такие дела завертятся, что всем будет не до нас.
***
Самореза пригласил на разговор Гусь.
– Ты чё это, правда что ли, решил лампас одеть, в красные податься? – спросил Гусь едва только Саморез вошёл в его каморку.
– Правда, – ответил Саморез.
– Ты же себе считай, всю свою биографию перечеркнул!
– Это какую я себе биографию перечеркнул, ту самую, которую мне ваши коллеги бандиты нарисовали, что ли? Вам ли не знать, как я сюда попал. Ничего общего ни с вами, ни с вашими друзьями, я иметь никогда не хотел и не хочу. И играть по придуманным вами правилам, тем более. Мне на свободу нужно выйти. И если я при этом пойду по головам тех, кто меня сюда определил, так это уж извините, сами виноваты, – вспылил Чилингаров и вывалил на Гуся всё, что он думает о нём и о его компании.
– Это ты так благодарность свою проявил, за то что мы тебя поддержали, не дали тебя, за твои деньги, на куски порвать? – выпалил в ответ, Гусь.
– Спасибо за поддержку, благородный господин! Только если бы не бандиты, мне вообще не нужна была бы ничья поддержка. И моя жена и мой ребёнок, сейчас были бы живы.
– Ты всех то в одну кучу не сваливай. Я к твоим проблемам, отношения не имею! – крикнул Гусь.
– Но это только потому, что когда я был на воле, о моих деньгах узнали не вы, Виктор Иванович. Вы уж перед собой-то, будьте честны.
Новосибирск. 2005 год
За пять лет, Саморез с Могилой сумели подмять под себя зону и перехватить власть у бандитов. Теперь, за зоной смотрел сам Саморез, а Гусь от грядущих неприятностей, спрятался в больничке и возвращаться не собирался.
– Ну вот видишь, как хорошо всё у нас получилось, – сказал Могила.
Саморез и Могила вдвоём сидели за праздничным столом в бывшей каморке Гуся и наслаждались заказанной из ресторана едой.
– С Новым годом тебя, братишка! – поднял бокал Саморез.
– С Новым годом!
Администрация такому раскладу была весьма рада. Ещё бы ей не радоваться. Начальник колонии отрапортовал об массовом желании его подопечных твёрдо встать на путь исправления и получил определенные плюшки, а следом за ним, их получили и все ниже стоящие товарищи. На то, что Чилингаров с Герасимовым позволяют себе несколько больше чем положено осуждённым на строгом режиме, начальство закрывало глаза. Что тут поделаешь, заслужили.
После того как власть в зоне основательно покраснела, бандиты её греть естественно перестали, но из простых осуждённых такой отказ мало кто заметил. Весь грев и раньше уходил только строго определенному Гусем, кругу избранных из числа попавших на зону бандитов.