На пороге Будущего
Шрифт:
Он многозначительно замолчал, как всегда не говоря вслух, а лишь намекая на ее сомнительное положение. Евгения пожала плечами.
— Ты должен понимать, что я делаю лишь то, что он хочет. Он умеет поставить в безвыходное положение.
— Я это запомню. Но ты сражалась храбро, а о твоем муже у нас теперь складывают песни!
— Ваши воины тоже были молодцами под Рос-Теорой.
Обменявшись комплиментами, они ненадолго замолчали, не находя сразу тем для разговора. Евгения попросила рассказать о Сериаде и детях.
— Она очень волновалась за вас с Халеном,
— Ты в самом деле мог так поступить? — удивилась она, и впервые в ее душе шевельнулось что-то похожее на признательность к Джед-Ару.
— Сам не знаю. Возможно, я действительно пошел был на такую глупость ради жены, если бы не пришли известия, что ты скрылась в горах. Сериада места себе не находила, даже про детей забыла на какое-то время…
Евгении стало тепло на душе при мысли о том, что кто-то беспокоился о ней все то время, что она считала себя одинокой в горах. Здесь, при сотне свидетелей, она не могла ни обнять, ни даже взять за руку своего зятя и просто одарила его ласковой улыбкой.
— Нет, за тебя теперь переживать нечего, — сказал он. — Ты так красива, что даже этот жуткий человек ничего плохого тебе не сделает.
Через час, когда веселье было в разгаре и тосты за столами следовали один за другим, Евгения незаметно покинула зал. Было еще не очень поздно, и она не стала переодеваться, а села в смежной со спальней маленькой гостиной с томиком стихов матакрусского поэта прошлого века. Две девушки с лютней и флейтой устроились в уголке, третья запела. Не прошло еще часа, как появился Алекос, неслышно войдя через спальню. Девушки замолкли было, но он велел им продолжать.
— Твой зять не такой дурак, как могло бы показаться, — сказал он, вытягивая ноги в кресле рядом и заглядывая в ее книгу. — Мягко стелет, да жестко спать. Я хотел вырвать у него разрешение на строительство колоний на северо-западном берегу, где никто не бывает кроме их собственных мореплавателей. Он мило улыбался, но продолжал твердить, что такое важное решение может принять только Слава Островов в полном составе.
— А обаять их всех на расстоянии ты не сможешь, и они вряд ли захотят сюда наведаться, — согласилась Евгения. — Зачем тебе колонии в тех диких местах?
— Там растения, каких у нас нет, а главное — залежи железа и других металлов. Чем продираться туда через Фараду и Элиус, намного дешевле будет укрепиться на побережье. Но по священному договору островитяне считают его своим!
— Что же ты намерен делать?
— Боюсь, что у меня еще очень много времени впереди, — произнес он медленно. — Возможно, умрут поколения, а я все еще буду править здесь. За такой срок я успею сделать все, что только пожелается, даже изменить священные договоры. Пока же выбор у меня небольшой. Продолжать давить на власти Островов, чтобы получить послабления для моего флота, либо искать подход к дикарям.
— Так ты не собираешься нападать на Острова?
Алекос засмеялся, погладил ее по бедру.
— А
— Ты мог бы блокировать их со всех сторон, лишить продовольствия и через год-два собрать урожай.
— Какая кровожадность, госпожа Евгения! А ведь там живут ваши родственники!
— Я просто рассуждаю. Конечно же, я не хочу, чтобы такое случилось.
— Нет, — сказал он твердо. — Мои военачальники тоже хотели бы пойти на Мата-Хорус за сказочными богатствами. Но у нас пока нет флота для такой операции, да и вообще выгоднее торговать с ними, чем воевать. А вот бояться — пусть боятся.
— У них прекрасные ученые и инженеры. Уверена, очень скоро у них тоже появятся пушки, шары и другие твои изобретения.
— Да! — воскликнул Алекос. — Ты совершенно права. На это я и рассчитываю. Война вынуждает прогресс ускоряться. Через пятьдесят лет мы с тобой не узнаем этот мир. Все будет по-другому!
Она покачала головой.
— Не понимаю тебя. Зачем прогресс, когда мир и так у твоих ног? Ты обладаешь волшебной силой. Почему же не хочешь ею пользоваться?
— Да ведь и ты используешь ее едва ли на десятую часть. Умеешь ли ты останавливать сердце? Часами плавать под водой? Поднимать предметы взглядом? Мыслью приказывать людям и животным?
Она перебила:
— А ты — можешь?
— Когда-то я умел все это. Первые сто пятьдесят лет жизни я потратил на то, чтобы познать свое тело и научиться им управлять. Подумай, наш разум заперт во плоти, но даже над нею человек не властен. Его одолевают болезни и старость, он не способен ни отрастить утраченную конечность, ни даже укротить голодный желудок. А мог бы, если б захотел! Я захотел и научился тому, о чем другие не смеют и мечтать.
— Как собака на сене: и сам не пользуешься, и не даешь другим. Ведь ты можешь поделиться этим знанием с людьми, дать им здоровье… дать совсем другую жизнь!
Алекос покачал головой.
— Это путь одиночек. Подумай, что будет с обществом, когда каждый начнет летать куда вздумается и менять обличья! Если не будет смерти и боли, то не станет и страха. Как тогда управлять людьми?
— Люди обретут свободу! — воскликнула Евгения.
Он посмотрел на нее со снисходительной усмешкой.
— Удивительно, как в тебе уживаются деспотичный консерватизм и неестественная для правительницы демократичность. Очень по-женски. Не пора ли определиться?
— Я на стороне людей!
— Теперь ты можешь себе это позволить, — согласился он. — Хорошо, будешь моим голосом совести. У меня его никогда не было, вдруг окажется полезен.
Евгения насупилась, но Алекос, не обращая на это внимания, продолжил:
— Ты с удовольствием рассказываешь о своем времени. О машинах, вытеснивших ручной труд. Об огромных судах, перевозящих тысячи пассажиров. О самолетах и космических кораблях, об энергии атомов… Но есть ли в этом удивительном мире люди, подобные нам с тобой? Многие ли исцеляют одним взглядом? Многие ли видят прошлое и будущее? Сколько человек заглядывало за занавес, что скрывает тайны неба?