На пороге Будущего

Петрова Анастасия Владимировна

— Я тоже хотел бы знать ответ на этот вопрос. Ты другая. Ты женщина. В чем-то ты развиваешься намного быстрее меня, но твои интересы не совпадают и вряд ли совпадут когда-нибудь с моими. Я знал свой путь лет с шестидесяти. А ты знаешь свой?

— В твоей тени мне было сложно его найти!

— Да, это верно. Наверное, к лучшему, что ты остаешься. Я буду надеяться, что нам больше не придется встретиться с тобой так, как в первый раз.

…Подготовка

флотилии и набор команды заняли еще некоторое время. В первый день 2793 года Алекос официально передал титул великого царя Матагальпы Астису Алексиану. Еще через месяц, когда все бесчисленные суда, строившиеся и оснащавшиеся на верфях Матагальпы, собрались в гаванях Киары и Готанора, Алекос простился с сыном и женой и последний раз вышел к народу. Никто не считал, сколько человек прибыло в Киару, чтобы проводить тех, кто уплывал на запад. Сотня тысяч приезжих со всех концов Матагальпы наводнила иантийскую столицу, запрудила все спускающиеся к порту улицы. У высокого берега стояли корабли. Над верхними палубами, так высоко, что и не разгядеть, развевались синие с белой звездой флаги. Поблескивали дула орудий. Пять тысяч человек уходили с царем — лучшие сыны стран: отважные иантийцы, хитрые островитяне, благородные крусы, непреклонные шедизцы. Очередная его армия могла бы быть и в десять раз больше, столько было желающих отправиться на поиски новых земель. За тридцать лет ему удалось уничтожить внутренний барьер, запрещающий жителям континента плыть в открытый океан. Подводное царство никуда не делось, но словно бы опустилось еще ниже в глубины, и живые могли пройти над ним, не испытывая священного ужаса перед гневом предков. Вера в олуди и стремление к неизвестному защищали их от него.

Тысячи людей подняли в приветствии руки, когда царь показался в конце улицы. Он прошел пешком до самого трапа, перекинутого к шлюпке, которая должна была отвезти его на флагманский корабль. Царь ступил на трап. Обернулся. Он был один. Астис и Евгения остались наверху. Четверо гвардейцев-телохранителей стояли в шлюпке с ружьями наперевес.

— Никто не может сказать, когда мы вернемся и вернемся ли. Даже я не знаю этого. Быть может, лишь наши сыновья приплывут к этим берегам, приведут людей, и не подозревавших прежде об их существовании. Прошу вас, встретьте их так, как подобает жителям великой страны. А пока верьте: уже скоро мы достигнем земли, что лежит в трех тысячах тсанов к западу отсюда. Там живут люди, строят города и возделывают земли.

Я был там и видел это. День, когда мы ступим на эту землю, станет самым важным днем в истории планеты. В этот день мир изменится навсегда. Это — миссия, достойная олуди. А теперь, перед тем, как оставить вас, я прошу вас еще раз приветствовать великого царя Астиса и поклясться сохранять верность ему и его потомкам!

Когда корабли уходили за горизонт, высоко в небе раздались крики — с севера возвращался запоздавший клин диких гусей. Люди щурились, указывали друг другу на птиц, считая их появление в эту минуту хорошим знаком.

— Надеюсь, вы не покинете нас, мама, — сказал Астис, теперь великий царь Матагальпы.

Он был очень похож на отца, только памятная всем высокомерная усмешка олуди Алекоса никогда не появлялась на его молодом лице. Евгения представила себе, как время изменяет, старит любимые черты. Это было еще хуже, чем видеть постаревшее от горя лицо Халена, или застывшее в миг гибели лицо Пеликена, или некогда восхитительное, а потом сморщенное и жалкое лицо Айнис. Нет, она не желала переживать это снова и снова! Ее сердце еще не оделось и нескоро оденется броней безразличия. Лучше опять остаться одной, чем без конца провожать в царство теней своих любимых!

Она прожила в Матагальпе еще десять лет. Спустя три года часть флотилии Алекоса вернулась в сопровождении чужих кораблей. Но олуди с ними не было. Говорили, что он отправился вглубь другого континента. Может быть, это было правдой. Как бы то ни было, начиналась новая эпоха. Евгения знала, что ее детей ждет непростая судьба. Войны, меняющиеся законы, удивительные открытия и сокрушительные потери… Им предстояло пережить это самостоятельно, без успокаивающей поддержки олуди за спиной. У Астиса было трое детей, а у них — свои дети, и можно было надеяться, что род Алекоса и Евгении с планеты Земля никогда не прервется.

Она не стала прощаться, говорить какие-то слова, что-то обещать и требовать обещаний. Накануне годовщины ухода Алекоса она, как обычно, поцеловала сына и невестку, пожелала им доброй ночи и ушла в свои комнаты, где ее не нашли утром. Ее прекрасный черно-белый фотопортрет еще долгие-долгие годы висел в Большом зале Дома приемов Шурнапала, и его копия — в храме Киары. А имя олуди Евгении навечно осталось вписано в священные храмовые книги, и наследники Ханияра упоминали ее в своих молитвах.