На пороге чудес

Пэтчетт Энн

Когда доктор Свенсон появилась наверху, тяжело дыша, все глаза устремились на нее.

Она ткнула пальцем в деревянный ящик, и молодая женщина бегом принесла его. Профессор села и приняла протянутую ей тыкву с водой.

Успокоилась даже роженица, признавая оказанную ей честь.

Подумать только, к ней домой пришла сама доктор Свенсон!

Марина не знала, за кого первого ей браться, за роженицу или за доктора, да и не была уверена, сумеет ли помочь им обеим…

— Вот сумка, — сообщила доктор Свенсон

и кивком показала на пол. — Там вы найдете то, что нужно. Признаться, я поражена тем, что одолела подъем.

Она прижала руку к сердцу:

— Я не поднималась по лестницам с тех пор, как начались мои мучения.

Марина расстегнула «молнию» и пошарила в сумке.

Там оказалось не так много полезного: кусок мыла в мыльнице, но без щетки; несколько стерильных полотенец; хирургические перчатки в упаковке, стерильный хирургический комплект, несколько разных лекарственных препаратов на дне полупустой коробки.

Еще два серебристых рожка для обуви с загнутыми назад концами.

Марина взяла их в руки:

— Что это?

— Рожки! — довольным тоном сообщила доктор Свенсон. — У Родриго был целый ящик. Из них получаются превосходные ретракторы.

Марина положила рожки на колени.

— Как мне их стерилизовать?

— Как вы можете стерилизовать что-либо? Никак, доктор Сингх! Простой помойте их в первом ведре. Ох, я никак не отдышусь!

В первом ведре вода была еле теплая.

Марина мылила и мылила руки, дивясь, как такое возможно: как она оказалась тут, и непонятно, что будет дальше.

Конечно, она шла сюда по доброй воле, соглашалась во всем, хотя хотела отказаться, но ведь еще не так давно она сидела в своей крохотной лаборатории, занималась липидами, и Андерс был жив…

Она попыталась вычистить грязь из-под ногтей, но тут роженица издала отчаянный вопль.

Марине требовалась помощница, чтобы вскрывать упаковки. Она позвала одну из трех женщин, та неохотно положила на пол перец и подошла. Марина протянула ей мыло, изобразила пантомимой, что надо помыть руки. Женщина глядела на нее как на сумасшедшую.

«Неужели так будет и дальше, в течение всей операции?» — подумала Марина и тут же спохватилась, что слишком торопится.

Кто сказал, что будет хирургическая операция?!

Доктор Свенсон подвинула ящик ближе к роженице.

Помощница хмурилась и была готова сбежать, но доктор Свенсон строго посмотрела ей в глаза, и та сразу присмирела.

Марина натянула перчатки и встала на колени.

Роженица повернула к ней лицо, и Марина ткнула себе в грудь и назвала свое имя. Женщина слабо кивнула в ответ и произнесла имя, которое никто не расслышал.

После этого Марина намылила гениталии и бедра роженицы, согнула ее ноги в коленях и показала своей помощнице, как их держать.

— Конечно, хорошо бы подложить под роженицу чистое одеяло.

— Если вы получите чистое

одеяло, вам захочется стерильное, а после этого вы поймете, что ничего не можете сделать без стола и света, а от стола и света — короткий шаг до фетального монитора. Знакомая картина. Лучше проверьте, насколько раскрылась шейка матки.

Места было достаточно, чтобы правильно лежащий плод нормальной величины легко вышел наружу.

Какое огромное облегчение!

— Раскрылась широко.

Марина пошарила рукой, нащупывая плод.

Нет, с тех пор как она это делала в последний раз, строение женского тела не изменилось.

И неважно, что на этот раз пациентка лежала на полу: вот он, ребенок.

Впрочем, теперь она была уверена, что нащупала не голову.

— Он лежит ножками вперед, — сообщила она.

Не самый лучший вариант, но справиться с этим можно.

— Сейчас я попробую повернуть его.

Доктор Свенсон покачала головой:

— Вы потратите много времени, измучаете роженицу, да и в половине случаев это все равно не получается. Сделаем кесарево.

Марина вытащила руку из роженицы.

— При чем тут время? Куда нам торопиться?

Восседавшая на ящике профессор властно махнула рукой:

— Нет смысла причинять роженице такие муки, если в итоге вам все равно придется оперировать.

Марина села на корточки.

— Но у нас нет даже намека на стерильные условия. Шанс, что она умрет от послеоперационного сепсиса, настолько велик, что нужно попытаться перевернуть плод. У меня нет сиделки, которая мне станет помогать в ходе операции, нет анестезиолога…

— Вы думаете, мы держим тут анестезиолога?

— Что у вас есть? — Марина стянула перчатку и пошарила в сумке.

— Кетамин. И не разбрасывайте перчатки. Это вам не «Джон Хопкинс».

— Кетамин? Вы собираетесь отправить ее на дискотеку? Кто сейчас применяет кетамин?

— Тут это новинка, доктор Сингх. Берите то, что есть. Я была рада, что достала хоть это.

— Я попробую перевернуть ребенка, — заявила Марина.

— Нет, и не думайте, — отрезала доктор Свенсон. — Хватит с меня того, что я лезла по этой проклятой лестнице. Я буду признательна, если вы не вынудите меня вставать на колени. Даже если не брать в расчет мой ишиас, у меня отекли руки.

Она покрутила перед Мариной кистями рук. Пальцы распухли, кожа на них натянулась. Десять маленьких сосисок.

— Господи, давно это у вас? — Марина непроизвольно потянулась к рукам профессора, и доктор Свенсон резко их отдернула.

— Мне трудно держать скальпель. Трудно держать даже карандаш. Как я сказала, либо вы делаете кесарево, либо я. Вот весь выбор.

— Какое у вас давление? — спросила Марина.

— Сейчас не я ваша пациентка, — проворчала доктор Свенсон. — Лучше направьте все ваше внимание на ту, что перед вами.