На пороге империи
Шрифт:
– Терпи, девка, – Тихон встал и пошел к выходу.
На улице дорогу преградил хозяин. Его лицо растянулось в ласковой и нежной улыбке:
– Куда уходишь, путник? Ты же искал меня, вот он я – хозяин постоялого двора.
– Мясо у тебя не первой свежести! Я привык к другой еде.
– Могу птицей угостить, отварная рыба имеется, пироги с разной начинкой, вино, крепкие напитки, пиво домашнее в погребке стынет, тебя дожидается, – хозяин взял Тихона под локоть.
– Я стрельцов боюсь, – прошептал Тихон на ухо хозяину.
–
– Боюсь один ночевать.
– Няньку подошлю, какую хочешь? Молодую или опытную, с песнями или с плясками?
– Пусти! – грубо сказал Тихон, взял поводья, прыгнул на своего коня и выехал за ворота. Направился к дому у сгоревшего дерева.
По возрасту Зиняшка оказалась подстать Акулине. Услышав имя атамана, сразу засуетилась, распрягла коня, напоила его, дала овса. Прошли в избу, на столе появилась гора пирогов и крынка с квасом. Спальное место определила на пуховой перине.
Тихон растянулся во весь рост и еще раз вспомнил слова Фриды: «Все идет так, как предсказал мой хороший друг».
– Значит посольство все-таки едет в Ригу и оттуда пойдет морем в Германию, – произнес Тихон, будто мог запамятовать к утру.
Ржев появился в том месте, где и надлежало встать городу крупному и богатому. Крепость на пути с запада на восток, торговый центр, куда сходились сухопутные дороги и протекала река Волга. Многие княжества претендовали на владение Ржевом, особенно усердствовали литовцы. Иногда им это удавалось, но в 1521 году город окончательно отошел во владение Московскому князю.
Тихон, представляя скорость движения посольства и дорожные условия, мог рассчитать время его прибытия в транзитный город. Зная конечный пункт пути, можно не тащиться за посольством попятам. Захотелось настоящего отдыха, в человеческих условиях: теплое и мягкое спальное место, отсутствие шума и полная безопасность. Организм требовал нормальной еды, свежего ржаного хлеба.
Ярмарка в городе оказалась знатной. Тихон вел своего коня под уздцы и вертел головой в обе стороны. Прилавки ломились от разнообразных товаров, глаза разбегались от пестроты. Настроение поднималось от обращенных к нему торговцев. Каждый нахваливал свой товар и обещал отдать его в половину цены.
Тихону покупки были не нужны, он искал среди торговцев местных жителей, чтобы вступить с ними в разговор для поиска места отдыха и ночлега. Внимание привлекли две тетки, торгующие деревянной посудой. Они обсуждали воеводу, называя его по всякому, сводя слова к любвеобилию мужика. Коробков подошел к ним и поздоровался. Те начали расхваливать свой товар.
– Я, сударыни, хочу спросить о другом. Мне надобно провести две ночи, да так, чтобы с удобствами.
Тетки опешили. Одна из них продемонстрировала на лице смешение цветов свеклы с морковью. Потом заорала во все горло. И покупатели, и торговцы уставились на молодого парня с конем. Никто не мог понять,
На улице привязал коня к столбу, сам сел на траву и задумался. Ему было непонятно, на что торговки разорались. Рядом присел дядька:
– Ты что, Тихон, этих посудных теток кипятком полил, что ли?
Коробков вздрогнул. Откуда незнакомый дядька может знать его настоящее имя? Тихон глянул на мужика. Перед ним сидел друг и сослуживец отца дядька Севастьян. Бросилось в глаза, что стрелец не в форменной одежде.
– Здрав будешь, сынок моего друга, с трудом тебя узнал! Вырос, заматерел.
– Дядька Севастьян, ты про мою беду знаешь?
– Поди вся Москва гудела! Я уверен, что ты ни в чем не виноват. Давно здесь прячешься?
– Здесь я первый день, но хочу сказать, что по жизни меня так скрутило, так вывернуло наизнанку, будешь придумывать, но не придумаешь. Нету таких слов, чтобы выразить всю обиду и боль накопившуюся внутри. И звать меня теперь Иван с фамилией Смыков. Документ на то имеется.
– Жалко мне тебя, Ти… Ваня! Да помочь тебе нынче не в силах, сам в розыске.
– Не поверю, дядька Севастьян! Что же такое приключилось?
– Стали отряды набирать в новый Крымский поход под началом князя Голицына, меня тоже призвали. Только я знаю какой из Васьки Голицына командующий! Ему бы по золоченным кабинетам переговоры переговаривать, да бумаги хитрые составлять. Во все услышанье сказал, что второй поход закончится также, как и первый! Да не один я такие высказывания сделал. Всех обвинили в бунте. Хорошо сбег вовремя, а товарищей моих в поход насильно увели, кого в острог посадили. Двоих в назидание казнили.
– Доиграется в царствованье Софья, чувствую – доиграется! Будто нарочно дразнит Нарышкиных, – высказался Тихон.
– Кабы так, то поскорей бы!
– Я в своих предположениях, дядька Севастьян, ни разу не промахнулся. Матушка говорит, что я в ее родню пошел.
Тихон помолчал, потом спросил о родителях, брате и сестре.
– Давно их не видел, но знаю, что все живы, здоровы. Людке своей перед побегом наказал, коли дом в Стрелецкой слободе отнимут, чтобы к твоим с детьми шла.
– Тут что ты намерен делать, дядька Севастьян?
– Тут у меня сродственник по линии матушки, Левонтием зовут. Служит дознавателем в Приказной избе у воеводы. Дал мне жилье в своем старом доме, год назад терем себе возвел, а прежнее жилье хотел пустить под разборку, да я вовремя появился.
– Хорошо, ежели есть кров над головой. Но без дела сидеть не сможешь, надобно занятие искать.
– Ты, Ваня, прежде мне сам скажи, чем намерен во Ржеве заниматься?
– Говорю же тебе, силы кончаются, надобно хорошо отдохнуть и ехать далее. По большой нужде это делаю, по-другому никак нельзя.