На пороге Тьмы
Шрифт:
— Мы к тебе домой попадем?
— Не знаю, — я подошел к комоду и тоже почему-то начал перебирать вещи. — Может и ко мне. Куда выбросит.
— А если выбросит в тундру какую-нибудь?
— С чего бы это? — удивился я. — Это уже ни в какую теорию не вписывается. В мой сарай и попадем, как мне кажется.
— И как мы там?
— Не знаю, видно будет. Возьму деньги и документы и поедем в гостиницу. Разберемся. Не важно. Главное… ты сама знаешь, что главное.
Она подошла ко мне, обняла, сцепив руки у меня за спиной.
— Ты меня любишь?
—
— А если у нас не получится?
— Получится. Мы вот так, как сейчас, — я прижал ее к себе. — И что бы нас не ждало там, мы все равно будем вместе.
— Хорошо. Я тебя тоже люблю. И тоже больше жизни, что бы ты себе не думал.
— Хотите за руль? — предложил мне Милославский, стоя у двери "бомбардье", в багажник которого его молодцы закидывали какие-то сумки.
— Не откажусь. Никогда на такой не ездил.
— Говорят, обычная машина, ничего сложного, — добавил он.
— Я тоже так думаю. Ладно, увидим.
Все были какими-то сосредоточенными и молчаливыми, даже двое "упродов", теперь уже просто вохровцев — управление расформировали, а его остатки придали комендатуре. Но хлопцы остались те же самые, которых мы возим туда через неделю. Расселись, я завел двигатель, хрипловато затарахтевший за спиной — моторный отсек был сзади. Затем машина тронулась с места, легко поехала по укатанному снегу дороги, вполне нормально реагируя на повороты управляющих лыж. Затем мы продавили сугроб и выбрались на целину.
И опять ничего страшного не случилось. Да, появилось какое-то усилие, но ехали бодро, только снег шуршал и скрипел под полозьями и гусеницами. Настя сидела справа от меня, задумчиво глядя в окно на проплывающие мимо заснеженные поля, перелески, на низкое небо, затянутое облаками, которые так и продолжали понемногу подсыпать снега на окружающий мир.
Вот и все, наступил момент истины. Все кусочки головоломки встали на свои места, образовав картину. Надеюсь, что они действительно на своих местах и я ничего не перепутал, потому что исправить то, что мы сделаем, уже не получится. Скоро все решится. Не думаю, что Милославский будет тянуть время, я по лицу вижу как ему не терпится сделать то, к чему он так долго стремился. И мы к этому стремились, пусть совсем и по другому.
Сейчас, теперь уже все сейчас случится.
Никто ни слова. "Упроды" истуканами сидят, сжимая автоматы, Милославский делает вид, что занят с бумагами, но я вижу, что он просто смотрит в эти бумаги и даже страницы не перелистывает. А я… я как на свои похороны еду. Или на воскрешение. Жду чего-то… не знаю, жду и все.
Рычит двигатель, нас потряхивает на неровностях. Хорошая машина "бомбардье", хоть на "пухляк", какой бывает в полях в мороз, я бы на ней не поехал. Это профессору комфорта даже сейчас захотелось.
Где я мог ошибиться, что я мог неправильно понять? Все прокручиваю и прокручиваю в голове цепь событий, ищу ошибки. А толку? Отказаться в последний момент, развернуть машину? В принципе, можно, но тогда
Нет, не хочу.
Или пан, ил пропал.
Сейчас все выясним.
В салоне тепло, снег на стекле тает. Время от времени щетки включать приходится, смахивая капли. Затем щетки покрываются льдом и приходится останавливаться, выбираясь в глубокий снег, для того, чтобы их оббить. И снова едем.
И вот "точка". Еще два бойца нас ждут. Ворота открыты, "бомбардье" неторопливо заезжает на площадку перед срубом. У этих двоих лица тоже такие… в курсе они всего, ждут. Все ждут, все что-то знают.
Со щелчками открываются двери, все выходят наружу, на утоптанный снег, скрипящий под подошвами. Милославский, запахнув расстегнутую дубленку, повернулся к рыжему парню, сказал:
— Коля, все, пора.
Пора так пора. Все как и ожидали. Коля направил на нас автомат, сказал:
— Замерли оба.
Мы замерли, подняв руки. Похоже, что я все угадал. Похоже. Сейчас убедимся окончательно.
Худой темноволосый "упрод" подошел сначала ко мне, сдернул с плеча карабин, расстегнул ремень с кобурой, снял ее, затем, отступив назад, скомандовал:
— Расстегнись.
— Как скажешь.
Я расстегнулся, неторопливо, распахнул тулуп. Меня быстро охлопали в поисках оружия, но ничего не нашли. И у Насти не нашли. В руках у Милославского появился пистолет, "вальтер П-38". Никогда не видел его с оружием, даже с кобурой не видел, а вот на тебе.
— Анастасия Владимировна, вам придется подождать немного, — сказал он, указав пистолетом на сруб. — Вот туда, пожалуйста, отойдите с моими ребятами. Владимир Васильевич, — повернулся он уже ко мне. — Давайте договоримся о сотрудничестве. Вы ведете себя хорошо и делаете что я скажу, и с Анастасией Владимировной ничего не случится, даю вам в этом мое слово. Договорились?
Я выдержал паузу. Я сделал такое лицо, словно осознал, что все пропало. Мне даже захотелось сказать: "Да не выпендривайся, делай все как задумал, я твой план уже просчитал давным давно! Я знаю, что откроет проход только моя смерть. И моя кровь. Кровь и смерть человека из моего слоя, каких здесь всего два. Просто я не способен принести кого-то в жертву просто так, как способен это сделать ты. Мне нужно дать повод, ты понял, мурло бородатое?"
Но, естественно, я ничего из этого не сказал.
Именно это Серых сказал Валиеву перед уходом, но он неправильно определил место, попытавшись уйти "из-под Тьмы".
Именно они пробили этот слой, убив здесь рядом, в подвале, женщину.
Именно сюда провалился я, когда воронки временных вихрей встретились где-то в бесконечной Тьме между слоями действительности.
И именно отсюда можно уйти.
– Пойдемте, — сказал Милославский, указав стволом пистолета на мой сарай. — Пойдемте, не будем тянуть время. Лопату вот возьмите, — он кивнул на фанерную лопату для снега.