На пороге Тьмы
Шрифт:
— Вполне могли.
— А им зачем? — спросил он. — Обоснуй давай. Они ведь и на барже могли, на кой им пересаживаться?
— А ты в танки тут заглядывал? — ответил я по-еврейски, вопросом на вопрос.
— Нет, а что?
— А там топлива на донышке всего. Я думаю, что пока они тут жили, все и израсходовали. На генератор, например. Свет и все такое. Печку углем топили, к слову, там еще куча лежит. С берега брали.
— А ушли на чем? — сняв кепку, Федька почесал в затылке.
— Мало тут всего, что ли? — удивился я. — Вон те два буксира так и вовсе на ходу выглядят.
— Можно было топливо перекачать.
— А зачем? Проще сесть и дальше пойти. А потом вернуться, например.
— И не вернулись? Накрылись типа?
— Может и накрылись, — согласился я. — Я может и своего добились.
— Ушли, в смысле?
— Ага.
Федька присвистнул, поразившись каким-то своим мыслям, потом даже головой потряс. Подумав чуток, сказал вслух:
— По-любому они пропавшими без вести числятся. Мертвыми их никто не видел. И живыми. Может они в правду… Стоп-стоп-стоп, — вдруг чуть не подскочил он. — А те два буксира на ходу? Как думаешь?
Он показал на суденышки, стоящие у причалов. Я даже не понял поначалу, о чем он, о другом думал, а для Федьки такое метание мыслей в порядке вещей. Потом сообразил, глянув на буксиры. С виду так ничего, мы ведь уже в полосе аномального времени… или на реке оно нормальное? Нет, ни фига, тут железа всякого полно, ржавчины бы было много, а ее почти нет. Это ведь, можно сказать, главный признак.
— Нормальные, как я думаю.
— Ой бли-ин, — протянул он и даже штормовку на себе распахнул. — Вов, ты вообще как, соображаешь, что мы с тобой большими людьми можем стать? Нам тогда никакой проход нужен не будет. Хотя мне он, если честно и так не слишком нужен, мне здесь интересней.
— Ты о чем?
— Ты хоть понимаешь, сколько стоит хороший буксир? Хоть примерно?
— До хрена? — предположил я.
— А то! — Федька явно поражался моей несообразительности. — Два буксира, видишь? Идем к Горынычу, договариваемся с ним на экипаж — и сюда. Один ему, второй нам, все счастливы. Можно продать, а можно и самим в дело войти. По-любасу богатыми будем. И можно переезжать.
Вот как. Вообще я бы обратно переехал, откуда сюда провалился, у меня такая идея за основную. Но это не значит, что мне плевать на то, как живу сейчас. Ждать лучшего вполне можно в комфорте. Даже лучше его так ждать, откровенно говоря.
— Сами не сможем?
На катере вон дошли же сюда, а буксир хоть и побольше…
— Офигел? — возмутился такой идее Федька. — Причал снесем или пароход утопим. Не, пусть шкипера даст или кто нам там нужен.
Ну, может и так. Даже если Федька со своей практичностью на больше не претендует, то значит не получится. А я так, за спрос денег не берут.
— А когда? Река встанет вот-вот.
— А сразу. То есть сопли не жуем, а прямо к Горынычу — и бегом сюда. Только аккуратно надо и Углегорск ночью проходить.
— Это почему? — не понял я.
— Правило такое по мародерке, — пояснил Федька, понижая голос и оглядываясь на окно рубки. — Сальцевский участок реки на полпути к Углегорску и на полпути же ниже по течению, понял? А все отсюда надо в Углегорск тащить.
— А если потащить?
Как-то неохота из Углегорска быстро смываться, опасаясь санкций властей. Мне бы лучше в городе остаться, к Милославскому поближе с его поисками выхода. Свой особняк в Сальцево — это хорошо, конечно, но так, чтобы обратный въезд не закрылся и в розыск не угодить. А если обратный въезд обломится, то… даже думать не хочу про это. Я тут целое следствие собираюсь в городе проводить втихаря и не хватает, чтобы меня оттуда вышибли. Или и вовсе посадили. Не, это уже та жадность, что губит фраеров, она не конструктивна.
— Нормальной цены не дадут, — решительно сказал Федька. — Типа стратегический товар. Премию получим — и все.
— Большую?
— Ну… доля от оценки, треть.
— Оценивает Рома? — перебил я его. — Или другой кто?
— Он самый, а что?
— А я ему свой «тазик» тогда отдам. Сколько получится?
— У, блин, — задумался Федька. — Тогда может и много. Тока «тазик» может не окупить… хотя и хрен знает. Но, Вов, если с Горынычем порешать, то цифры вообще другие получатся. То есть вообще другие, радикально.
— А Ивана по горлу и за борт, что ли? — спросил я, заглянув в рубку и убедившись, что Ивана там нет, где-то внизу шарится. — Мы, считай, тогда палимся автоматом, ты же Ваньку знаешь. За «Карасем» буксир придет, это понятно, так? И тогда эти два, — я показал на бесхозные суда, — будут найдены в любом случае. И уже хрен, а не премия, так? Ничего я не попутал?
— А-а, мать его, — разозлился Федька, даже кулаком в стенку рубки саданул. — Он ведь и в долю не пойдет, это точно. Ему похрен.
— Не, Федь, тут ты чего-то не додумал, — удивился я такому заявлению. — Чего это не пойдет? Все по закону, так что пойдет, будь уверен. Вот спроси его, хочет он премию к зарплате? Откажется, как думаешь?
— На троих делить, значит, — задумчиво сказал Федька.
— Зато без риска. Втроем нашли, втроем поделили, никто не кинут. Хочешь с Иваном поговорю?
— Да ладно, давай уж вместе. Пусть Ванька тоже богатым будет, что ли, — махнул рукой Федька.
Ночевали на «Карасе». Ночь прошла без каких-либо проблем и приключений. Даже призраки, появившись, вскоре исчезли. Берег был тих и неподвижен, ветер с дождем тоже стихли, зато заметно похолодало.
Я поднялся на мостик, протер запотевшее за ночь стекло иллюминатора, выглянул. Все тихо, ничего не изменилось. Наш катер так и стоит у борта, Тьма тоже никуда не делась, стоит стеной совсем недалеко, кажется, что до нее рукой подать, хоть на самом деле это и не так. Если по карте прикинуть, до нее отсюда километров двадцать, если не больше.
Плавказарма. Метров сто до нее от «Карася». Если бы я жил здесь какое-то время, стал бы я жить на борту самоходной баржи, где все ютятся в одном кубрике? Так можно прожить день, ну два, ну неделю, в конце концов. Нюхать портянки, слышать храп товарищей, и за более чем полгода, если считать с момента исчезновения «Карася», с такой жизни рехнуться можно. И если бы я устроил себе базу в этом забытом затоне под сенью Тьмы, где бы я жил?