На пороге
Шрифт:
– У вас лаборатория пока без права доступа, – напомнила она. – Никто вашей ерундой, на которую получаете агромадные деньги, заниматься пока не может.
Я хмыкнул.
– Еще скажите, что грабитель правильно сделал, что увел эти деньги. Понимаю, с точки зрения здравого полицейского, лучше купить яхту, чем потратить на достижение какого-то совершенно ненужного электорату бессмертия.
– Мы на страже закона, – отрезала она. – Охраняем всех. Даже таких, как вы.
– Ой, спасибо!
– Не за
Я опасливо охнул.
– А там что?.. В подвале комната пыток?
– За чашкой кофе, – ответила она, – и уже с настоящим бутербродом, а не этой шелухой, признаетесь, как украли деньги.
Я сказал понимающе:
– Приглашаете в кафе, а там после пары бокалов вина в вашу постель?
Она ответила холодно:
– Оттуда в полицейский участок.
– Ого, – сказал я, – давно там не был…
– А когда были? – спросила она с интересом. – Сейчас проверю… Как ваше имя?
– То было пятнадцать лет назад, – сообщил я коротко. – Подростки. Драка на улице.
Она посмотрела с сомнением.
– Вы когда-то даже дрались? Вот уж не подумала бы.
– Рождаются все одинаковыми, – сообщил я с некоторой обидой. – Потом одни развиваются, а другие идут в полицию. Наручники наденете?
– Хочется покрасоваться?
– Угадали, – признался я. – Это ж таким героем стану!.. Все женщины нашего центра будут моими. Такой таинственный, загадочный, опасный…
Она поморщилась.
– Пойдемте, загадочный. Если подует ветер, хватайтесь за меня. А то вы больно… мускулистый.
В коридоре навстречу быстро шагнул полицейский в мешковатой форме, ниже меня на голову и такой тщедушный, что хоть сейчас бери его лаборантом пробирки мыть, а потом двигать науку.
Он остро посмотрел на меня, потом на детективщицу.
– Это с тобой?.. Все должны перебывать! Пока не снимут показания.
Голос у него тоже тонкий и писклявый, соответствующий фигуре и внешнему облику, а сам даже приподнимается на цыпочки, чтобы казаться выше.
Она бросила в его сторону небрежнейший взгляд.
– Это со мной, Карл.
– Это с нею, – подтвердил я. – Это самое, которое. С нею, Карл!
Он так и не понял, полиция не доросла до мэмов, с ожиданием смотрит на нее снизу вверх.
Она пояснила с некоторым раздражением:
– Главный подозреваемый. Будет пытаться сбивать нас на ложный след, тут мы его и схватим!
– А-а, – проговорил он с сомнением, – ну давай, лови… Только слишком не умничай, это не твое.
Я сказал с сочувствием:
– Она старается. Все обаяние в ход пустила. Вы же видите, какое у нее обаяние!
Он поспешно отступил, давая ей дорогу, ответил с дрожью в голосе:
– Да-да,
Мы вышли к лифту, она бросила в мою сторону злой взгляд.
– Еще такая шуточка, и я вас удушу. Прямо в лифте.
– А отмазка?
– Попытка нападения на сотрудника полиции, – сообщила она. – С целью завладения табельным оружием.
– И последующим изнасилованием, – досказал я. – Да, это самое правдоподобное. Нравится мне наша самая гуманная в мире полиция. Я даже, можно сказать, в полном ауте. Что значит в восторге в переводе на язык полицейского протокола.
В лифте она загородила собой половину пространства, я прижался к стене, хотя не уступаю ей в росте, однако умеют же поставить себя женщины, а уж дорвавшиеся до власти, хотя бы такой, это вообще сатрапы.
Двумя этажами ниже дверь распахнулась, в нашу сторону качнулись двое сотрудников из соседнего отдела. Оба взглянули на нее, охнули.
Один пугливо отступил, а второй пролепетал:
– Езжайте, езжайте!.. Мы дождемся следующего!
Двери закрылись, лифт понесся дальше, я пробормотал озадаченно:
– И чем это я их так напуганил?
Когда наконец нас выпустило в холле, я по всем правилам этикета вышел первым и протянул ей руку, помогая выйти, ибо лифт тоже транспортное средство, я даже обязан помочь сойти.
Она явно сочла это оскорблением, зло стегнула по мне взглядом, но сказать ничего не успела, в нашу сторону идут двое, начальник нашего отдела и поджарый полицейский, при взгляде на которого у меня внутренности похолодели, а он бросил в мою сторону острый взгляд, словно вонзил длинный острый гвоздь.
– Ингрид? – спросил он, в голосе его отчетливо послышалось клацанье затвора армейского пистолета.
– Свидетель, – ответила она. – Поговорим на свежем воздухе, а то там тесно.
Он кивнул, но в его взгляде я прочел, что свидетелей не бывает, только подозреваемые, а с подозреваемыми нужно говорить не на свежем воздухе, а в подвале за плотно закрытой дверью и без посторонних, держа в руке молоток.
Они вошли в лифт, а я по дороге через холл оглянулся и спросил негромко:
– Этот с квадратной рожей… у вас работает?
Она буркнула:
– Отдел по предотвращению преследований.
– Гм, – сказал я. – Ничего не понял, но хорошо, что не в вашем. Хотя, правда, я не знаю, из какого вы сами отдела.
Она поинтересовалась равнодушным голосом:
– А что с ним?
У выхода я снова придержал для нее дверь, а когда вышел следом, сказал тихонько:
– Как вам, милая тургеневская девушка, сказать… у него что-то с психикой. Я бы сказал, у вас работает маньяк с жаждой убийства… Вы бы проверили его по базе, а также нет ли нераскрытых случаев немотивированных смертей.