На последней парте
Шрифт:
Словом, дело было так. Пришли вчера братья домой, увидели на ящике книжки, тетрадки и все, что тетя Бёшке накупила для Кати, и к тому времени, как Кати вошла на кухню, половина тетрадей исчезла, в книге для чтения у всех мальчиков и девочек появились усы, от масок ничего не осталось, только те две и уцелели, что Кати прикрепила вчера на стену. У цветных картинок тоже ноги выросли. Счастье еще, что не тронули красивый ящичек для карандашей с картинкой на крышке! И в довершение всего Шаньо натянул сумку на голову, вскочил на ящик и стал кричать, что он полководец. Кати рассердилась, что ей не пришло это в голову, тоже полезла на ящик следом за Шаньо — ну, и сумка порвалась. Когда папа вышел из комнаты, все трое
Кати положила сумку рядом с собой. Ей ведь в школу не к спеху, а потом, в делах серьезных торопиться никогда не следует…
«Интересно, где этот четвертый «А»? — раздумывала Кати, неторопливо обводя окна глазами. На втором этаже во всех окнах цвела пеларгония. — Там, наверное, учительская и директорский кабинет, вон сколько у них цветов!»
Потом она заметила, что и на других этажах и вообще во всех других окнах тоже стоят цветы. Кати была ошеломлена.
«Может, у них везде цветы? Ну и форсят!»
Из школы донесся долгий, протяжный звонок. Кати схватила за ушко свою сумку и поплелась через дорогу к подъезду. Мимо, чуть не сбив ее с ног, пронеслась девочка в синем халатике. Она изумленно вытаращила на Кати глаза, а потом крикнула другой девчонке, тоже в синем халате, которая как раз входила в подъезд:
— Аги, погляди-ка сюда! — и указала на Кати.
Девочка оглянулась, с минуту оторопело глядела на Кати.
— Ух ты-ы! — выдохнула она наконец, и обе подружки скрылись в подъезде.
А Кати остановилась перед дверью, постукивая по ступеньке носком башмака. У нее вдруг совсем пропала охота идти в школу. Хотя, сказать по правде, она туда и раньше-то особенно не стремилась.
Опять зазвенел звонок.
«Второй», — подумала Кати, продолжая постукивать ногой о каменную ступень. В это время всем полагается уже сидеть в классе. Известно это и Кати, и даже Лаци Надьхаю, но все же этот ужасный соня приходит в класс не раньше девяти. Ну да не велика беда! Бывало, просунется в дверь, скорчит забавную рожу и скажет: «А я и не знал, который час, у нас часов нету!» Весь класс так и покатится со смеху. Еще бы у Надьхаю были часы! Да на их улице, там, где жила и Кати, вообще ни у кого часов не было.
«В этом четвертом «А», наверное, у всех есть часы, — размышляла Кати. — А если у всех есть часы — значит,
Она повернулась и пошла на Кёрут, проболталась там, должно быть, целый час, потом подумала и решительно, нигде не останавливаясь, направилась к универмагу «Корвин».
Странное дело, всегда у Кати нелады со сторожами да вахтерами! Вот и сейчас — ну что она такое сделала? Вошла себе тихонько в дверь, и вдруг — пожалуйте! — на нее уже кричит дядька в бежевом халате:
— Куда лезешь? Не видишь, что это выход? Вон через ту дверь входить надо!
А не все ли равно? Двери-то рядышком. Куда одна ведет, туда и другая. Но Кати радовалась уже и тому, что дядька не закричал ей: «Убирайся!» — и потому сочла за лучшее сделать вид, будто ничего не слышала. К тому же вокруг было столько интересного, что глаза у нее так и разбегались. Вот и бабушка дома говорила, что если окажутся они в Будапеште, так уж «Корвин» именно посмотреть надо. В воскресенье на базаре столько народу не увидишь, сколько здесь бывает. И еще бабушка сказала, чтоб непременно на движущейся лестнице покатались.
Прямо напротив входа Кати увидела широкую лестницу. Она взбежала по ней, надеясь, что сейчас лестница начнет двигаться, потом сбежала вниз, но лестница даже не дрогнула.
На втором этаже продавалось готовое платье. Кати со знанием дела обежала глазами юбки, висевшие рядком на длинной палке, и обнаружила, что такой красивой юбки, как на ней, нет и в помине. Кати даже постояла немного перед огромным зеркалом. Юбка выглядела замечательно. Бабушка шила ее сама и не пожалела для внучки материала, так что юбка доходила Кати чуть не до щиколоток.
Все утро Кати носилась взад-вперед по лестницам универмага, везде побывала, всюду сунула свой нос, даже в посудный отдел, но движущейся лестницы так и не нашла. Под вконец, совсем измучившись, она вышла на прохладную лестничную площадку и уселась на верхней, тоже совсем неподвижной, ступеньке. Она словно охмелела от этой толпы, от непрерывного беспорядочного движения; здесь же, на лестнице, было тихо и приятно.
А потом вдруг ступенька под ней словно бы и вправду шевельнулась, сдвинулась с места, и понесла, понесла ее домой, к бабушке. И опустила прямо перед их печуркой. И сразу превратилась в маленькую скамеечку. Сидит на ней Кати и смотрит, как бабушка длинной кочергой ворочает в печке раскаленные головешки.
«Рассказать тебе про любопытного принца?» — спрашивает бабушка.
Еще бы! Ведь Кати так любит бабушкины сказки! Стоит ей заговорить, и все сразу замолкают, даже папа.
«Однажды любопытный принц, — начала бабушка, — объявил по всему свету, что хочет узнать, какая ожидает его судьба. В тот же час предстал перед ним звездочет и объявил, что прочитал уже по звездам судьбу принца.
«Что ж, послушаем!» — скрестил на груди руки принц.
«Великий государь мой, — склонился перед ним звездочет, — будущее твое необыкновенно: после смерти могущественного отца твоего, его величества короля, станешь ты могущественнейшим государем, и владениям твоим не будет ни конца ни края».
Нахмурился молодой принц:
«Не желаю я такого будущего: большое королевство — большие заботы. Но и звездочет мне такой не нужен, что не умеет прочитать по звездам угодную мне судьбу. Посадить его на кол!»
Предстал тут перед принцем муж ученый, которому не было равных во всем королевстве.
«По полету птиц поднебесных вычислил я, о великий государь, твое будущее: быть тебе богатейшим среди всех владык земных. Столько драгоценностей соберется в сокровищницах твоих, что не напасешься ты на них ни мешков, ни кадок».