На поверхности (сборник рассказов)
Шрифт:
Прилетели два года назад на своих тарелочках. Скопом целым. Вокруг Земли выстроились, ощетинились. Ну и главного своего на Землю посылают. То ли обычай у них такой, то ли что?
Ну, этот главный, расфуфыренный весь, с какой-то пирамидкой на голове, фотокарточки нашим генералам показывает, мол, глядите, какие у нас пушки на тарелках, да лазеры на поясах. В миг вам шею свернём. Жезл белый ручкой своей протягивает и хрюкает что-то по-своему, это вроде, войну объявляет. Сдавайтесь, мол, несчастные, всё равно вам каюк.
Ну, у нас один гений нашёлся. Давайте, говорит, этого расфуфыренного
Согласились все. Этому расфуфыренному, его же жезлом, по голове дали, и в самый секретный, да самый глубокий бункер уволокли.
Ну, а те, что вокруг Земли ощетинившись, через пару часов связались с Землёй, поинтересоваться видимо, где наш товарищ, ждём его, ждём, а его всё нету. А наши им запись того, как мы их главного пленяем. Ошарашили пришельцев, так, что те сперва совсем сникли, а как в себя пришли, руками замахали, глаза выпучили. Вроде как, отдавайте его нам и всё тут.
Сутки руками махали, а не нападают. Наверное, боятся главного своего ненароком зашибить. Не знают ведь, что он в самом глубоком, а потому и самом безопасном бункере сидит.
Ну, наконец, успокоились. Фото своего этого показывают, и пальцами своими короткими в него тыкают. Наши сразу догадались, поговорить с ним хотят. И решили им телемост устроить.
И тут незадача. Этот расфуфыренный в бункере взял и помер. То ли переволновался, то ли аллергия у него на бункерную пыль была, непонятно. Только помер скоренько. Сидел, сидел, вдруг бах, на пол упал, ножкой своей зелёной пару раз дрыгнул и представился. Ну, наши врачи его, конечно, попытались спасти, но сами понимаете, если не знаешь, как устроены часы, а лезешь их ремонтировать, то обязательно доломаешь. Вообщем, и этого доломали. А те всё в фотографию тычут. Давайте-ка его, поговорить надо.
Ну, тут опять нашёлся гений. На компьютере расфуфыренного нарисовал, программки составил, чтобы тот ртом шевелил, да глазами хлопал. А вот насчёт речи…
Заметил этот гений, что уж больно их речь на свинячье хрюканье похожа, взял и в каком-то свинарнике записал пару минут самого отборного хрюканья. Ну и смонтировал всё это с изображением.
Вообщем, сидит их главный в экране, ртом шевелит, глазами хлопает, и хрюкает, как недорезанный. А те, слушают внимательно и головами мотают.
Помотали головами, а через пару часов завели свои тарелочки и исчезли в неизвестном направлении.
Что он им там нахрюкал, до того и большие учёные до сих пор додуматься не могут. Но с того дня, свиней, за спасение Земли и человечества, объявили священными животными. Их не то что убивать и есть, их ударить теперь нельзя, посадят, как того расфуфыренного, в самый глубокий бункер, и сгноят в неизвестном направлении.
Месяц назад, сосед мой на «свином» деле попался. Остановили его представители отдела по борьбе с нарушениями прав свиней, обыскивать стали. А у того, за пазухой пятьдесят грамм свежего сала, только что с великими предосторожностями у «черных мясников» приобретенное. Соседа своего я больше не видел, но об участи его страшной догадываюсь.
И вот сижу я в полной темноте, жую сало и слезами
И вот сижу в темноте, слёзы горькие утираю, да думаю.
Ну почему они, например, не крякали, а? Ну почему? Уж я бы, как-нибудь без утятинки, того…
Возвращение на Артру
Разве может быть что-нибудь прекрасней Артры? Что-то совершенней, гармоничнее и важнее для нас? Ответ может быть только один – нет!
И поэтому я возвращаюсь. Возвращаюсь на планету, которой я снова нужен. Которая позвала меня из самой глубины моего сердца, заставив меня отринуть и забыть всё неважное, всё несовершенное, всё наносное. Зачем мне не моё?
Артра мой дом. Как давно я не был в нём, в моём доме? Как давно я не чувствовал себя хозяином, не боялся, не прятался, не оборачивался от лёгкого шороха? Я уже не помню такого времени. Я помню лишь страх. Вечный страх перед… смертью? Перед самим страхом? Перед другими боящимися? Или перед жизнью?
Я не знаю. Но страх этот вечен и непреодолим. Он никогда не закончится здесь. Он закончится только там, на Артре.
Сколько их, уже вернувшихся? Сотни? Тысячи? Миллионы? Это держится в секрете. Но так не может долго продолжаться, ведь скоро все закончится. Здесь. А там, на Артре, продолжится. Продолжится так, как и должно быть.
Поэтому я возвращаюсь. Весь, от родничка до пят, всеми квадратными миллиметрами своего тела, всеми его миллиграммами.
Я не могу оставаться здесь. Артра позвала, и теперь я знаю разницу между здесь и там. Нужно быть просто глупцом, чтобы, зная всё это, остаться.
– Ещё один придурок – Логинов покривился – Думает, через пару дней наберёт световую, и рванёт. А хрен ему, а не световую. Дэн, давай-ка, МР-29 к запуску подготавливай. Через час ты у нас в космосе фаршем болтаться будешь, придурок.
– Командир, за сегодня это уже седьмой в нашем секторе. А таких секторов больше сотни. Сколько же их в день…
– Ты еще посчитай тех – перебил Логинов – у кого нет личного космотранспорта. А таких шестьдесят процентов.
– Ну, тех просто изолируют, не убивают же.
– Ты в это веришь, Дэн? Кормить такую прорву, хм. Скорее всего, их тоже в расход, а тела сжигают.
– Ну, я не знаю. Я верю в официальную версию.
– Верь, кто тебе мешает? Ты главное, ракету подготовь к запуску.
– Ноу проблем, командир.
Артра, моя родина. А здесь я чужой. Что я видел здесь? Жизнь похожую на мрак, на пустошь, на паутину. Не пошевелиться, не выбраться к свету. К счастью. Жизнь в капле отравленной воды. Поэтому туда, туда, к свету, к спасению, к себе. Да, я оттуда, а здесь я только скрывался от истины, от счастья, от покоя. И теперь я возвращаюсь. Здесь нет ничего моего, всё там. Многие мои братья уже вернулись на Артру, и они счастливы, чтобы не твердили здесь эти ублюдки. Они просто ещё не знают. Артра ещё не позвала их.