На повороте
Шрифт:
Сергей, подняв брови, внимательно смотрел на Токарева.
– Это в ваших устах звучит ново!.. Я думал, вы согласитесь с тем, что непримиримость нужна прежде всего именно в жизни, что честные люди должны словом и делом доказывать, что подлость есть подлость, так же уверенно и смело, как нечестные люди доказывают, что подлость есть самая благородная вещь.
Марья Михайловна, обрадованная поддержкою Токарева, возразила:
– Да, только тогда нельзя будет жить! И все честные люди будут погибать.
Сергей усмехнулся.
–
– Ну, Сережа, я тебя не слушаю!
– Марья Михайловна засмеялась и заткнула уши белыми пальцами в кольцах.
Обед кончился. Перешли в гостиную. Одни сидели, другие расхаживали по комнате и рассматривали безделушки в неуклюжих стеклянных горках. Подали кофе. Перед домом, в густой липовой аллее, расставляли карточные столы.
Конкордия Сергеевна сидела на диване между женами Юрасова и Пантелеева, размешивала ложечкою кофе и рассказывала:
– У Катамышевых говорят мне: попробуйте жженого кофею взять, у нас особенным обра-зом жгут, все покупатели одобряют. Взяла,- гадость ужасная! Просто кофейная настойка, без всякого вкуса. А я люблю, чтоб у кофе был букет...
С террасы, потирая руки, вошел в гостиную Василий Васильевич.
– Ну, господа, господа! Пора за дело! Пожалуйте, столы готовы!
Мужчины и многие дамы поднялись. Василий Васильевич спросил Токарева:
– А вы в винт не играете?
– Я... мм... играю немножко...
– А-а!..- Василий Васильевич с уважением оглядел его.- Великолепно!.. Вот вам, значит, четвертый партнер!
– обратился он к Марье Михайловне.
Марья Михайловна просияла и с ласкою взглянула на Токарева.
– Как я рада!
Она сначала как будто удивилась, что он играет.
Спустились с террасы. Столы в аллее весело зеленели ярким сукном. Партнерами Марьи Михайловны и Токарева были Пантелеев и акцизный чиновник Елкин. Уселись, вытянули карты. Марье Михайловне вышло сдавать.
Елкин, живой старичок с круглыми глазами, говорил:
– Ну, я сегодня в выигрыше! Как с дамами играю, всегда выигрываю.- Он взял карты.- Так и есть! Туз... другой... третий... четвертый... пятый...
Марья Михайловна засмеялась. Елкин сказал:
– Вы что смеетесь? Давайте пари, что выиграю!
– Давайте!
Вечер был чудесный - теплый и тихий. Солнце светило сбоку в аллею. Нижние ветви лип просвечивали яркою зеленью. В полосах солнечного света золотыми точками плавали мухи. Варвара Васильевна расхаживала по аллее с женами Елкина и Пантелеева и занимала их.
Марья Михайловна в колебании смотрела в свои карты.
– Погодите немножко... Гм...- Она помолчала.- Ну... без козыря!
– Если говорят с руки: "Ну... без козыря!" - это значит, что всего два туза,- объяснил Елкин Токареву и решительно сказал: - Три без козыря!
Марья Михайловна лукаво
– Иван Яковлевич, не зарывайтесь!
– Я вам с начала игры сказал, что у меня пять тузов... Владимир Николаевич, карты поближе к орденам,- все вижу.
– Четыре черви!
– сказал Токарев, игравший с Марьей Михайловной.
Елкин почтительно протянул:
– Па-ас, па-ас!.. Прикажете раскрыть прикуп?
Марья Михайловна заволновалась:
– Нет, нет, подождите!.. Четыре без козыря! Я беру! Она раскрыла прикуп, задумалась. Нерешительно передала Токареву четыре карты и сказала:
– Ну, посмотрю, поймете ли вы.
Пантелеев ворчливо заметил:
– Марья Михайловна, так нельзя!
– Да я... я ничего не сказала!
– А я вот понял, что вы сказали!
– вызывающе произнес Елкин.- На ренонсах хотите играть!
– Малый в червях,- объявил Токарев.
Они сыграли назначенное. Марья Михайловна забрала последнюю взятку и радостно заговорила:
– Вы мне говорите: "черви", а у меня туз и пять фосок! Я все-таки колебалась поднимать на пять червей, но, думаю: вы сразу сказали четыре черви, значит, у вас масть хорошая... Ну, записы-вайте, Владимир Николаевич!
Ее красивое лицо горело оживлением. За соседним столом царило гробовое молчание. Там играли Василий Васильевич, Будиновский, доктор Голицынский и ревизор Юрасов с Анною на шее. Они сидели молча, неподвижные и строгие, и только изредка раздавалось короткое: "пас!", "три черви", "четыре трефы!" Елкин почтительно сказал:
– Вот играют! Как цари!
Игра шла веселая и оживленная. Сыграли уже шесть робберов. Темнело, подали свечи и чай.
Токарев, увлеченный трудным разыгрыванием большого шлема с Елкиным, случайно поднял глаза. За соседним столом, лицом к нему, сидел Василий Васильевич, глядя в карты. Свечи освещали его лицо - серьезное и строгое, со сдвинутыми тонкими бровями... У Токарева прошло по душе странное чувство. Что такое? Где он недавно видел такое же лицо? Ах, да!.. Совсем с таким лицом Варвара Васильевна стояла недавно перед решеткою в ожидании, когда служитель откроет дверь к бешеному...
По аллее прошли в глубь сада Сергей и побледневшая Варвара Васильевна. Сергей ирониче-ски сказал:
– Ишь, Владимир-то Николаевич наш! Совсем акклиматизировался среди "больших"!
Токарев дрогнул и нахмурился.
"Какое скучное ребячество!" - с тоскою подумал он.
В одиннадцать часов подали ужинать. Все шумно сели за стол, веселые и проголодавшиеся. Токарев опять сидел рядом с Марьей Михайловной. Они теперь чувствовали себя совсем друзья-ми, шутили, смеялись. Василий Васильевич разлил по бокалам донское игристое. Стали говорить шутливые тосты, чокаться. После ужина гости начали разъезжаться.