На прозрачной планете (илл. В. Колтунова)
Шрифт:
— Разрешите, я поведу подрывную команду! — попросил Котов.- Может быть, есть еще возможность…
Кашин хотел было отказать. «Вы же нездоровы…»- начал он, но по выражению лица инженера понял,что нельзя запретить ему последнее свидание с комбайном.
— Хорошо, идите! На месте примете решение. Но едва ли можно спасти комбайн… Думайте не о машине- обо всем строительстве!
5
Двадцать минут спустя вереница фигур в белых скафандрах вступила в лавопровод. Несгораемые костюмы с глазастыми шлемами обезличивали людей. Скафандры были трех размеров, и по лавопроводу шли существа высокого,
Девятикилометровый туннель шел прямо, как луч, без единого поворота. Навстречу плыли гладкие стены. Казалось, что люди топчутся на месте, они шли полчаса, час, и все те же стены теснили их. Кое-где попадались надписи мелом: «Этот перегон строил Ковалев», «Все на штурм вулкана!» Было и шуточное, приветствие: «Здравствуй, лава! Как тебе нравится здесь?» Через несколько часов лава должна была прийти и стереть эти надписи навсегда.
Туннель был невысок, долговязый Мовчан царапал потолок шлемом. Оттого, что приходилось идти не распрямляясь, болела шея и спина. В скафандре было жарко, дышалось трудно. Несгораемый костюм надежно защищал тело не только от жары, но и от охлаждения. Работая на вершине, Мовчан привык к свежему горному воздуху и с трудом переносил жару. Пот лил с него градом и струйками бежал по спине. Чесались нос, спина, затылок, локти… Мовчан ожесточенно хлопал себя рукавицами, но без толку. Становилось только жарче от лишних движений и еще сильнее зудела кожа. Очень хотелось снять шлем и обтереть лицо, но грозные плакаты предупреждали: «Берегись,стены обжигают!», «Берегись, не снимай костюма!» Возле плакатов висели термометры, и каждый показывал больше предыдущего. Вскоре температура превысила сто градусов, потом двести… А рабочие все шли вперед.
Но вот замелькали огни, послышался лязг металла, в микрофоне зазвучали непривычно гулкие голоса. Стала видна массивная машина, перед ней копошились странные фигуры, задевающие макушкой за кровлю. Одна из них кинулась навстречу подрывникам:
— Отчего так долго? Лава уже в трубе! К комбайну нельзя подойтиІ
Уже несколько часов жидкая лава понемногу просачивалась в комбайн и, остывая, превращалась в окаменевшие лепешки. Постепенно она пробилась в штольню. Комбайн был затоплен наполовину, как бы врос в камень. Станина, рычаги, зубчатые колеса, валы и тяги тонули в твердеющем базальте. Машина напоминала начатую скульптуру, очертания которой еще спрятаны в камней угадываются с трудом.
Темная лава казалась прочной и безвредной. Но когда один из рабочих с силой воткнул в нее ломик, пробитая дырка засветилась раскаленным угольком. Температура под тонкой корочкой была около тысячи градусов.
— Надо срочно взрывать,- сказал старший подрывник.- И рвать в мелкие кусочки, чтобы обломки не мешали лаве. Разрешите приступить, товарищ Котов?
Котов медлил с ответом. Сомнения обуревали его, он жаждал спасти «омбайн, лихорадочно искал выхода и не мог его найти.
«А если подождать со взрывом?- думал он.- Но разве можно рисковать жизнью людей? Что делать? Рабочие ждут приказа…»
— Приступайте,- чуть слышно выговорил Котов.
— Но как добраться до машины?
— Свяжем шесты, подсунем заряд поближе.
— Шесты коротки… Здесь метров десять, не меньше.
Старший остановился в затруднении. Десять метров лавы, пышущей нестерпимым жаром,отделяли
Рабочие стояли в раздумье. Все понимали опасность. Каждую минуту могла прорваться лава, сокрушить комбайн и сжечь их. Но люди думали не только о себе.Они пришли спасать общий труд.Лавопровод под угрозой- это понимали все. Котов знал, что под угрозой и паропроводы, иначе говоря- вся электростанция. Давление в пещере упало, лава поднимается, она может закупорить скважины, пробуренные с таким трудом.
Внезапно Мовчан одним движением вскочил на полузастывшую лаву. Это было в его духе: рискнуть- и дело с концом! Всю жизнь он следовал этому правилу. После короткой перебежки он, поджав ноги, сел на горячую станину… В одном месте лава была продавлена, и на ней виднелся огненный, медленно затухающий след. Если бы не асбестовые подошвы, Мовчан остался бы без ноги.
Ему стало весело от собственной смелости и ловкости, от того, что он не побоялся принять вызов вулкана. Кто-то пытался последовать за ним, но провалился по щиколотку. Неудачника подхватили под мышки и вытащили из лавы.
— Не надо! — крикнул Мовчан.- Справлюсь!
Волей-неволей все остальные вынуждены были только помогать. Подрывники при помощи шестов подталкивали к Мовчану пакеты взрывчатки,похожей на безобидные бруски мыла, а он, перелезая через рычаги, распределял их, привязывая к валам, шкивам, стойкам, щитам…
Котов велел всем молчать и один отдавал приказания. Он лучше всех понимал, что на чем держится и что нужно подломить, чтобы вся конструкция рухнула. Котову было грустно, больно, тяжело. Он отчетливо представлял себе, как согнутся стойки, как треснет щит управления, как расколется стальная рама и могучая, умная машина превратится в груду лома. Что поделаешь! Спасти комбайн уже нельзя было, требовалось спасать электростанцию, многомесячный труд людей. И Котов нашел в себе силы спокойно и расчетливо разрушать дело своих рук. Хрипловатым голосом он указывал Мовчану:
— Возле наличника две шашки! Пусть лопнет по диагонали. В углы кабины по четыре шашки! Углы- самое прочное место. На ребра не надо ставить, прикрепляй между ребрами. На рычаги одну шашку, тут разлетится сразу.
— Шнур отрезай ровно! Не оставляй лохматых концов! Вставляй в капсюль осторожно! Тяни на станину. Подложи асбеста, чтобы шнур не загорелся,- добавлял старший подрывник, тот, которого вытащили из лавы.
Хотя Мовчан знал все эти мелочи, он, не огрызаясь, повторял с воинской четкостью:
— Есть на станину! Есть подложить!
Как механик Мовчан жалел великолепную машину, но это чувство было подавлено радостью опасной борьбы. Один на один против вулкана и на виду у всех- что могло быть лучше для Мовчана!
Закончив распределение шашек, он увязал остатки в один узел и доставил его, маневрируя между рычагами, к самому забою. Зубья комбайна были целиком погружены в лаву. Лава продавила оконце и растекалась огненным тестом по настилу. Стальные листы гнулись под ее напором. Вулкан обжигал лицо своим палящим дыханием. Жара доходила здесь до четырехсот градусов, а температура лавы была выше тысячи. Только асбестовый костюм спасал Мовчана. Но стеклянное окошечко шлема успело накалиться. Коснувшись стекла, Мовчан обжег самый кончик носа, даже запахло жареным в шлеме.