На прозрачной планете (илл. В. Колтунова)
Шрифт:
Гемфри, смеясь, обнял жену:
— Эх ты модница! Шубка пустяк. У тебя такое будет, что и не снится.
Но через неделю-другую радужные мечты слиняли. Муж, хмурясь, листал биржевые бюллетени, что-то считал на бумажке, подчеркивал, перечеркивал и тяжко вздыхал. И Бетти догадывалась, что гласоновая шубка отменяется. Но спросить не решилась: деловые разговоры были табу в голубом домике. Жене полагалось улыбаться, отвлекая мужа от грустных забот. И Бетти старательно улыбалась, думая про себя:
«Никогда я не верила в богатство. Бог с ней, с шубкой. Лишь бы взнос не просрочить, только бы
Несколько дней муж ходил мрачнее тучи, ронял слова о самоубийстве и бренности этого мира. Потом избавился от мрачности, но стал капризный и раздражительный, никак не угодишь. И дети шумят, и от пирога пахнет селедкой. Вечером расхаживал по кабинету, ночью бормотал во сне. Спросить жена не решалась, все равно не могла помочь. Только терзалась, плакала днем, когда дети уходили в школу, ночью прислушивались к сонному бормотанию мужа. «Их же предупредят,- убеждал он кого-то.- А без нас? Без нас было бы хуже, никакого предупреждения». Как-то раз закричал: «Ни за что! Ни за что!»-и заскрежетал зубами. Бетти стало страшно, она разбудила мужа. Гемфри проснулся испуганный: «Что-нибудь я сказал? Что ты слышала?»
Однажды, стараясь развлечь мужа, Бетти рассказала, как его уважают в округе. В магазине только и разговоров, что о землетрясении. И все спрашивают: «Миссис Йилд, что говорит ваш муж? Обещает ли он отменить землетрясение?» Владелица магазина сказала: «Если беды не будет, я подарю вам ящик шампанского, миссис Йилд». А Майкл Буд, этот хромой пьянчужка, закричал: «Есть за что! Я тоже предсказываю, что землетрясения не будет, подарите мне ящик джина. И потопа не будет — еще ящик. И не будет чумы и холеры- еще два ящика. И не будет Страшного суда, и небо не упадет на Калифорнию». А все как зашикали: «Стыдно, Майкл, стыдно! Надо уважать мистера Йилда. Он ученый человек, для нас для всех хлопочет».
Бетти старалась рассказать Все это посмешнее, изобразить в лицах спорщиков, передразнила толстую торговку, кумушек и полупьяного Майкла. Но муж не рассмеялся. Схватившись за виски, он застонал, словно от мигрени:
— Дуры, какие дуры! И ты с ними последняя дура!
Бетти так испугалась. Почему Гемфри обругал ее?Неужели он не верит в успех, землетрясение состоится все-таки? Но он столько раз твердил, что удары опасны только в городах, где рушатся многоэтажные дома, валятся каменные стены. Голубой домик легкий, разборный, его и восстановить нетрудно… только бы детей вывести вовремя. Что еще угрожает? Обвалы страшны в горах, горы от домика далеки. Какие-то волны еще бывают, смывающие целые города…
Но до голубого домика волна не дойдет, он далеко от моря, за перевалом. Чего же боится муж?
Час спустя Гемфри пришел извиняться. «Ты пойми, я для вас извожу себя, для тебя и для детей. Будь я один, наплевал бы на все и уехал, все бросил бы…
Вот тогда он и спросил в первый раз:
— Бетти, если мне придется покинуть Калифорнию, ты поедешь со мной?
Сердце у нее оборвалось. А как же голубой домик, холодильник и телевизор? Больше половины уже выплачено. И тут их все знают, все уважают, и школа такая хорошая…
И, гладя ее по лицу, Гемфри стал отнекиваться: «Нет, это пустой разговор. Я пошутил, никуда я не собираюсь».
Но тема отъезда
Йилд смутился.
— Ты неверно поняла меня, ласточка. Я совсем не собираюсь на край света.
Но Бетти не поверила. Она догадывалась- пришла беда. Дело не в землетрясении, из-за него не надо было бы уезжать навсегда. Видимо, Гемфри запутался в делах, может быть, растратил казенные деньги. Бетти не осуждала: ведь он для семьи брал, для детей… хотел обеспечить их будущее. Выплакавшись утром, днем она готовилась к отъезду: складывала детские вещи, кое-что покупала, забрала сбережения из банка. До боли жалко было покидать голубой домик, сияющую кухню, сад, ручей. Но выхода не было. Кто не умеет плавать, должен держаться за мачту до конца, даже за обломок мачты…
И Бетти была готова, когда наступил тот черный день- 29 октября, Муж сказал:
— Бесс, ни о чем не спрашивай. Мы уезжаем в Южную Африку, пароход отходит через три часа. Собирай все ценное и умоляю: будь мужественна, не спрашивай ни о чем. Потом я все объясню, все!
Она-то была мужественна, отбирала, укладывала,сносила в прицеп. Это он растерялся, путал, ронял, терял, хватался за голову и все повторял:
— Бетти, ни о чем не спрашивай! Верь мне, так надо, так будет лучше. У нас будет много денег, больше, чем здесь. В Южной Африке есть английские школы, дети будут учиться на родном языке. Только не спрашивай, я объясню потом. Верь мне, так надо, так будет лучше.
Бетти не верила, но выбора не было. Кто не умеет плавать, должен держаться за мачту. Бетти одевала девочек, рассказывала младшему сказку. Впрочем, детей утешать не требовалось. Они радовались предстоящему путешествию, прыгали и хлопали в ладоши.
Она уже сидела за рулем, когда Гемфри вспомнил о билетах. Вручил ей билеты, деньги и документы, сказав: «Я тут задержусь, встречусь с вами на пароходе». Поцеловал торопливо (до отплытия оставалось два часа с четвертью) и спрыгнул с подножки, повторив еще раз: «Я все объясню в каюте». Бетти включила зажигание, выжала сцепление, дала газ. Даже некогда было проститься, оглянуться на голубой домик. Когда везешь троих детей, нельзя отрывать глаза от дороги.
Некогда было оглянуться, и некогда волноваться. Дорога. Город. Порт. Багаж. Дети. Со всем надо управиться одной, все помнить, обо всем подумать. Не растерять бы Детей, не растерять бы вещей! Носильщики, лебедкИ, трапы, коридоры, толчея. Девочки, не отставайте! Девочки, смотрите за малышом. Наконец, приведя детей в каюту, Бетти перевела дух.Кажется, все в порядке.
А где же Гемфри? Он не опоздает? До отплытия только четверть часа!
Гудела басистая труба, галдели провожающие, стараясь перекричать друг друга. Бетти проталкивалась к перилам. Что это? Уже журчат блоки, поднимая трап? А Гемфри? Он не успел? Он изменил? Бросил ее с детьми?