На пятьдесят оттенков светлее
Шрифт:
Кристиан бледнеет.
— Осторожней! — выговаривает от и на секунду его взгляд сердитый.
— Прости, — бормочу я, лаская его щеку.
Он прижимает мою руку и нежно целует ее.
— Честно говоря, Ана, ты действительно не понимаешь, что такое собственная безопасность. — Он тянет за подол моей футболки и кладет пальцы на мой живот. Я задерживаю дыхание. — Так больше нельзя, — шепчет он, теребя кончиками пальцев и, вызывая волнение, ласкает мою кожу. Желание взрывается в моей крови, неожиданное, горячее и сильное. Я ахнула, Кристиан возбужденно
— Нет, — шепчет он.
Что?
— Не смотри на меня так. Я видел синяки. И ответ — нет. — Его голос тверд, и он целует меня в лоб.
Я извиваюсь.
— Кристиан, — скулю я.
— Нет. В постель. — Он садится.
— В постель?
— Тебе нужно отдохнуть.
— Мне нужен ты.
Он закрывает глаза и качает головой, как будто требуется большое усилие воли. Когда он открывает глаза снова — в них твердая решимость.
— Просто делай, что тебе говорят, Ана.
Я испытываю желание снять с себя всю одежду, но потом вспоминаю про синяки и знаю, что так его не победить.
Неохотно, я киваю.
— Хорошо. — Я сознательно преувеличенно дуюсь на него.
Забавляясь он улыбается.
— Я принесу тебе обед.
— Вы собираетесь готовить? — удивляюсь я
Он изящно смеется.
— Я иду разогревать то, что приготовила миссис Джонс.
— Кристиан, я могу сама. Я в порядке. Черт побери, я хочу секса и я могу приготовить. — Я сижу и неловко уклоняясь, пытаюсь скрыть жуткую боль в ребрах.
— В кровать! — Глаза Кристиана вспыхивают и он указывает на подушку.
— Ты присоединишься ко мне, — бормочу я, жалея, что на мне нет ничего более соблазнительного, чем пижамные штаны и футболка.
— Ана, ляг в постель. Немедленно.
Глядя все время на него, я встаю нахмурившись, и бесцеремонно спускаю свои штаны на пол. Его рот подергивается в улыбке, когда он укрывает меня одеялом.
— Ты слышала, что сказала доктор Сингх. Она велела отдыхать. — Его голос мягкий. Я проскользнула в постель и сложила руки в отчаянии. — Ну, перестань, — говорит он, явно наслаждаясь самим собой.
Я начинаю сердиться.
Тушеная курица миссис Джонс, без сомнения, одно из моих любимых блюд. Кристиан ест со мной сидя, скрестив ноги, на середине кровати.
— Это было классно разогрето. — Подшучиваю я и он ухмыляется. Я сытая и сонная. Это и был его план?
— Ты выглядишь уставшей. — Он убирает мой поднос.
— Так и есть.
— Вот и хорошо. Спи. — он целует меня. — Мне еще нужно кое-что закончить. Я поработаю здесь рядом с тобой, если ты не против.
Я киваю… мои веки уже закрываются. Я и не подозревала, что тушеная курица может так утомить…
Уже сумерки, когда я проснулась. Бледно-розовый свет наполнил комнату. Кристиан сидит в кресле, наблюдая за мной и его серые глаза светятся в этом бледно-розовом свете. Он сжимает какие-то бумаги. Его лицо мертвенно-бледное.
Вот черт.
— Что
— Уэлч только что ушел.
Вот дерьмо!
— И?…
— Я жил с этим ублюдком, — прошептал он.
— Жил? С Джеком?
Он кивает, широко раскрыв глаза.
— Вы родственники?
— Нет, слава богу, нет.
Я сдвигаюсь и откидываю одеяло, приглашая его в постель ко мне. К моему удивлению, он не колеблется, сбрасывает обувь и крадется ко мне. Обняв меня одной рукой, он сворачивается и кладет голову на мои колени. Я остолбенела. Что это?
— Я не понимаю, — шепчу я, двигая пальцами по его волосам и смотря на него сверху вниз. Кристиан закрыл глаза и сдвинул брови, напряженно вспоминая.
— После того, как я был найден возле этой, накаченной наркотой шлюхи, и прежде, чем жить с Карриком и Грейс, я был на попечении штата Мичиган. Я жил в приемной семье. Но я не могу ничего вспомнить о том времени.
Мое сознание зашаталось. Приемная семья? Это новости для нас обоих.
— Как долго? — шепчу я.
— Два месяца или около того. Я не помню.
— Ты разговаривал со своими мамой и папой об этом?
— Нет.
— Возможно, тебе нужно это сделать. Вероятно они смогли бы заполнить пробелы.
Он обнимает меня крепко.
— Держи. — Он протягивает мне документы, которые оказываются двумя фотографиями. Я протягиваю руку и иду на свет, чтобы рассмотреть их в деталях. Первое фото ветхого дома с желтой передней дверью и большим остроконечным окном в крыше. Он имеет крыльцо и небольшой передний двор. Это ничем не примечательный дом.
Вторая фотография семьи — на первый взгляд, обычные синие воротнички — мужчина и его жена, я думаю, и их дети. Взрослые одеты в неряшливые, застиранные, голубые футболки. Им должно быть по сорок. У женщины черные волосы с сединой, у мужчины короткая строгая стрижка и они оба тепло улыбаются в камеру. Руки мужчины на плечах угрюмой девочки-подростка. Я всматриваюсь в каждого ребенка: два мальчика — близнеца, им около двенадцати лет — с пшеничными светлыми волосами, широко улыбающиеся в камеру; вот другой мальчик, который поменьше, с рыжеватыми светлыми волосами, он сердится; и прячущийся за ним маленький мальчик с медными волосами и серыми глазами. Его глаза широко открыты и напуганы, одежда на нем не по размеру и он сжимает в руках детское грязное одеяло.
О черт.
— Это ты, — шепчу я и мое сердце подскочило вверх к горлу. Я знаю, что Кристиану было всего четыре, когда умерла его мать. Но этот ребенок выглядел еще меньше. Очевидно он серьезно недоедал. Я еле сдерживаю слезы, которые подкатывают к моим глазам. Ох, любимый Пятьдесят.
Кристиан кивает.
— Это я.
— Уэлч привез эти фото?
— Да. Я ничего из этого не помню. — Его голос плоский и безжизненный.
— Ты помнишь этих приемных родителей? Но как ты можешь помнить? Кристиан, это было так давно. Это то, что тебя беспокоит?