На пятьдесят оттенков темнее
Шрифт:
– Кристиан, пожалуйста, не делай так! Я не хочу.
Он по-прежнему пассивно смотрит на меня, не шевелится, ничего не говорит.
«Да что ж такое! Мой бедный Пятьдесят». Мое сердце сжимается от тоски. Что я ему сделала? Из моих глаз брызнули слезы.
– Зачем ты это делаешь? Говори со мной, – шепчу я.
Он моргает.
– Что ты хочешь от меня услышать? – говорит он мягко, бесстрастно, и на секунду я испытываю облегчение, что он разговаривает… Но нет – не так, нет. Нет.
Слезы уже текут по моим щекам. Внезапно я понимаю, что не могу смотреть,
Сочувствие, отчаяние, боязнь переполняют мое сердце, сдавливают мое горло. Я буду бороться и верну его назад, верну назад моего Кристиана.
Мне отвратительна мысль о том, что я буду доминировать над кем-то. А от мысли о доминировании над Кристианом меня вообще тошнит. Тогда я стану похожа на нее – на женщину, которая сделала с ним это.
При этой мысли я содрогаюсь и чувствую во рту вкус желчи. Никогда не буду это делать. Никогда не захочу.
Когда мои мысли проясняются, я вижу единственный выход. Я смахиваю слезы тыльной стороной руки и, не отрывая своих глаз от его, опускаюсь перед ним на колени.
Деревянный пол жесткий и неудобный. Зато мы теперь равны, мы на одном уровне. Только так я могу вернуть его обратно.
Его глаза раскрываются чуть шире, но поза и выражение лица не меняются.
– Кристиан, не надо так делать, – умоляю я. – Никуда я не собираюсь убегать. Сколько раз я говорила тебе, что никуда не убегу. – Все, что произошло, сильно подействовало на меня. Мне требуется время, чтобы это осмыслить… побыть наедине с собой. Почему ты всегда предполагаешь худшее?
Мое сердце опять сжимается от жалости. Я знаю ответ: потому что Кристиан не любит себя, не верит, что он кому-то нужен.
Мне вспоминаются слова Элены.
«Она знает, как ты негативно относишься к себе? О всех твоих проблемах?»
О Кристиан… Страх снова сжимает мое сердце, и я начинаю отчаянно говорить:
– Я хотела бы сегодня вечером вернуться к себе в квартиру. Ты не давал мне времени… времени просто подумать обо всех переменах, случившихся в моей жизни. – Я рыдаю, и по его лицу пробегает тень. – Просто подумать. Мы почти не знаем друг друга, и весь багаж, который ты несешь с собой… мне нужно… мне нужно время на его осмысление. А теперь, когда Лейла… ну… когда она уже не бродит по улицам, и угрозы больше нет… я подумала… я подумала…
Мой голос прерывается, и я смотрю на него. Он внимательно смотрит на меня, я думаю, что и слушает.
– Увидев тебя с Лейлой… – Я закрываю глаза – меня опять гложет болезненное воспоминание о его тесной связи с экс-сабой. – Я пережила такой шок. Я как бы заглянула в твою прежнюю жизнь… и… – Я гляжу на свои крепко сжатые кулаки, а слезы все текут и текут по щекам. – Я поняла,
Говоря ему это – в надежде, что он слушает, – я понимаю, в чем моя истинная проблема. Просто я не понимаю, почему он любит меня. Я никогда не понимала, почему он любит меня.
– Я не понимаю, почему ты находишь меня привлекательной, – бормочу я. – Ты… ну, ты – это ты… а я… – Я пожимаю плечами и гляжу на него. – Мне просто непонятно. Ты красивый, сексуальный, успешный, добрый, хороший, заботливый и все такое – а я нет. И я не могу делать то, что тебе нравится. Я не могу дать тебе то, что тебе нужно. Разве ты будешь счастлив со мной? Как я смогу тебя удержать? – Когда я высказываю свои самые большие опасения, мой голос понижается до шепота. – Я никогда не понимала, что ты находишь во мне. А когда увидела тебя с ней, мне все это стало ясно окончательно.
Я шмыгаю носом, вытираю слезы рукой, гляжу на его бесстрастное лицо.
Боже, как это невыносимо! «Говори со мной, черт побери!»
– Ты собираешься тут стоять всю ночь? Потому что я тоже буду стоять, – рявкаю я.
Кажется, его лицо смягчилось – чуть оживилось. Но это так трудно понять.
Я могла бы протянуть руку и дотронуться до него, но это стало бы грубым злоупотреблением положением, в которое он меня поставил. Я не хочу этого, но я не знаю, чего он хочет или что пытается мне сказать. Я просто не понимаю.
– Кристиан, пожалуйста, пожалуйста… говори со мной, – молю я его, заламывая руки.
Мне так неудобно стоять на коленях, но я стою, глядя в его серьезные, прекрасные серые глаза, и жду.
И жду.
И жду.
– Пожалуйста, – снова молю я.
Неожиданно его глаза темнеют. Он моргает.
– Я так испугался, – шепчет он.
Ну слава богу! Мое подсознание плетется в свое кресло, вздыхает с облегчением и делает большой глоток джина.
Он заговорил! Меня переполняет радость, и я сглатываю, пытаясь совладать с эмоциями и удержать новую порцию слез, готовых хлынуть из глаз.
Его голос звучит тихо и ласково.
– Когда к дому подошел Итан, я понял, что кто-то пустил тебя в квартиру. Мы с Тейлором выскочили из машины… Потом я увидел ее там, с тобой – вооруженную. Наверно, я был еле жив от страха. Тебе кто-то угрожал… сбылись мои самые худшие опасения. Я был так зол – на нее, на тебя, на Тейлора, на себя. – Он покачал головой и страдальчески поморщился. – Я не знал, насколько она переменилась. Не знал, что делать. Не знал, как она будет реагировать на меня. – Он замолчал и нахмурился. – А потом она сама дала мне подсказку; она стала такой покорной. Тут я понял, как мне действовать. – Он останавливается, глядит на меня, пытается угадать мою реакцию.